Прошли долгие пять минут, прежде чем он удостоился ответа. За это время он успел подумать, что не стоило ему ввязываться в этот проект по реабилитационным клиникам наподобие ВИК. Потом он вспомнил отца, ныне уже покойного, и, что тот, наверное, был бы разгневан, узнав, что его сын не только не освещает, как он в свое время, экономические процессы в государстве, но и занимается популяризацией нового экспериментального проекта по усовершенствованию общества. Затем он подумал о «благом» намерении нового правительства их северной страны, а потом Констанция ответила вопросом на вопрос.
– Встречали ли вы когда-нибудь людей, после общения с которыми, у вас оставались странные ощущения непохожести и непонимания? А иногда чувство воодушевления, словно вам передалась их заряжающая энергия? – она подалась немного вперед, подставив ладонь под подбородок. – Этим человеком мог быть студент-официант, обслуживающий вас во время обеденного перерыва, гитаристка, играющая в вашем любимом клубе, а мог быть и ваш старый знакомый, который как-то за ужином приоткрыл вам удивительные грани своего внутреннего мира.
– Хм. Наверное, нет. – На самом деле содержание ее слов не доходило до его шаблонного разума. По правилам этикета он выждал несколько минут, и по уже заученной программе продолжил интервью с одним из пациентов ВИК. – Вы, Констанция, утверждаете, что находитесь в клинике не из-за деятельности партии «Свободные и непохожие». Скажите, какова ваша роль в этой партии? – выдавил он важный вопрос, понимая при этом, что положительных результатов сегодня он не добьется.
Ответа не последовало, как и продолжения запланированного интервью. Констанция откинулась на подушки, разложенные на кровати и скрестив руки на груди, закрыла глаза.
Четыре года назад, устав в одиночку бороться с окружающим ее миром, Констанция вступила в только зарождающуюся партию «Свободные и Непохожие». Став ее полноправным членом, она организовывала подпольные встречи во всех соседних регионах города Мирабель. Но спустя год таких активных действий, ее поймали, не без участия близких ей людей, и отправили в ВИК на реабилитацию.
Глава 1. Ежики, которые живут на дереве
1
В небольшом холле пятого корпуса было душно и жарко. Обжигающий солнечный свет просачивался сквозь узкую щель бархатных штор, методично сжигая части выцветшего ковра. Зеленый торшер, расположенный между креслом и диваном, нагревал помещение своим тусклым светом. По лицу Констанции струйками спускался пот, временами попадая ей в рот, временами падая прямо в рубашку. Ее темно-каштановые волосы небрежно спадали на мятый коричневый пиджак.
– А ты слышала про бабочек в лесах Амазонии, – спросил Том, в то время как беззвучно засмеялся зал в одном из вечерних передач.
– Однажды… – продолжил он, выждав несколько минут. – Однажды, в джунглях Амазонии у не ядовитых фиолетовых бабочек стали рождаться бабочки с другой окраской – с ярко – оранжевой как у ядовитых бабочек. Сначала ученые посчитали, что это естественное генетическое отклонение, но временем из группы не ядовитых, первоначально фиолетовых бабочек, выжили только те, что имели оранжевую окраску. Представь, эта отпугивающая окраска спасала обычных бабочек от нападения и позволила сохранить свой род. Они не стали ядовитыми, они сменили только внешнюю окраску.
– И где ты такое вычитал? – равнодушно спросила Констанция. Её воспаленные глаза безучастно глядели в никуда.
– Смотрел вчера по телевизору. – Том бросил взгляд на немой экран. – Мне кажется, в отличие от этих бабочек, люди, живущие в этой местности, поменяли не только свою окраску, но и сущность. – Он сглотнул безысходность и отвращение. – Люди стали ядовитыми существами. Почти все травоядные превратились в хищников, а те кто не смог… Эта местность временами напоминает мне джунгли Амазонии.
Надоедливая муха привлекла внимание Констанции, но ненадолго. Спустя несколько секунд зелено-карие зрачки снова посмотрели на Тома:
– Ну так уезжай. Тебе что-то мешает.
– Не могу. Ты же знаешь.
Реабилитационная клиника ВИК находилась на окраине города Мирабель. Построенное в восемнадцатом веке огромное мраморное здание сначала было частной школой для одаренных мальчиков, затем муниципальным колледжем для девочек. В начале девятнадцатого века колледж охватила волна самоубийств, продолжавшаяся в течение нескольких лет. Несчетное количество повесившихся юных учениц было снято с ремней, десятки литров рвотных остатков собраны после отправлений, сотни метров алых пятен было смыто с серого асфальта. Все изменилось после таинственной смерти главного директора колледжа. Государство конфисковало территорию и располагающиеся на ней здания, превратив их в научный госпиталь. Спустя еще двести лет он стал закрытой частной клиникой, служащей интересам государства.