Но Федор Алексеевич был не единственным представителем рода Головиных в группе генералов первой волны русского регулярного войска. Ступенькой ниже на недавно организованной армейской пирамиде стоял его младший двоюродный брат Автомон, которому было поручено командование только что сформированной в Москве солдатской дивизией, составлявшей примерно третью часть от общего количества направленных к Нарве сил.
Головин Автомон Михайлович (1667—1720), генерал-аншеф с 1718 г. Принимал непосредственное участие только в первой кампании Северной войны осенью 1700 г., так как попал в плен в сражении у Нарвы. В 1718 г. обменян, вернулся в Россию, но в боевых действиях больше не участвовал.
Автомон Головин появился на свет, говоря современным языком, в среднестатистической дворянской семье, ничем особенным не отличавшейся от своего круга ни в лучшую, ни в худшую сторону. Он получил обычное для привилегированного недоросля того времени православное образование. То есть научился читать и писать на родном языке и приобрел кое-какой минимум прочих знаний. Но затем волею судьбы мальчик попал в небольшой придворный штат юного царя Петра в качестве комнатного стольника. Это круто изменило жизнь Головина-младшего и окончательно определило основной профиль его будущей деятельности.
В течение десятка лет он участвовал во всех «ратных забавах» своего «хозяина», которые год от года становились все серьезнее, и в 1695 г. переросли в настоящие боевые действия против реального неприятеля — турок, оборонявших небольшую пограничную крепость Азов. К тому времени недавний дворянский недоросль превратился в одного из царских любимцев и оказался в числе тех сравнительно немногих русских, кто наряду с иностранцами сумел занять видное место в созданной на европейский манер гвардии молодого монарха.
Правда, первая осада Азова с беспощадной прямотой показала, что новоявленный генерал свой высокий чин получил лишь в качестве аванса и доказательства дружеских чувств государя. Воинских знаний и умения под стенами османской цитадели он продемонстрировать не смог. Однако на царском расположении этот факт, к счастью для Головина, не отразился, и в следующем Азовском походе бывший комнатный стольник вновь находился среди главных командиров осадного войска.
Вторая попытка оказалась успешной — крепость в конце концов капитулировала. Но заслуга одного из первых российских генералов в данной победе представляется не слишком большой. Во всяком случае, сохранившиеся документы и свидетельства очевидцев не сообщают о каких-либо его достижениях в ту пору. Впрочем, все старомосковское воинство в обоих Азовских походах с устрашающей очевидностью продемонстрировало свою полную непригодность, что окончательно подтолкнуло Петра I к мысли о кардинальной реформе вооруженных сил.
Составной частью армейской перестройки стала первая заграничная поездка царя в Европу, известная, как «Великое посольство». Самодержец хотел собственными глазами увидеть то, чему намеревался подражать, однако подготовку к реорганизации армии велел не останавливать. И во время своего отсутствия назначил в числе главных ответственных за эти мероприятия Автонома Головина. О чем свидетельствует специально написанная инструкция.
Создание русских полков по образцу европейских развернулась уже после возвращения Петра из-за границы. Руководство столь важным процессом царь возложил на наиболее преданных людей, хорошо известных ему еще со времени детских игр. В большинстве своем они весьма смутно представляли, что требовалось делать, но в данном случае в первую очередь учитывалась политическая благонадежность. Поэтому за Головиным остался один из наиболее ответственных постов — набор добровольцев — так называемой «вольницы», из которой формировалась половина рядового состава будущей главной ударной силы новых войск — полевой армии.
Совместно с Петром I он написал инструкцию для обучения новобранцев, а незадолго перед объявлением войны Швеции возглавил самое большое «генеральство» — корпус в составе десяти пехотных и одного драгунского полков, общей численностью 14 726 «новоприборных» солдат. Всего формировалось три «генеральства» — Автонома Головина, Адама Вейде и Аникиты Репнина. С началом боевых действий эти войска предполагалось отправить в Прибалтику. Однако вошедшие в поговорки знаменитые российские «авось» и «небось» сорвали многомесячную подготовку к нападению. В результате предназначенные для операции части подходили на арену борьбы в течение всей осени, но в решающий момент так и не успели в полном составе собраться к месту главного сражения.
Война Стокгольму Москвой была объявлена 30 августа, а основные силы во главе с царем начали прибывать к цели первого похода — крепости Нарва — только 4 октября. Спустя еще девять суток туда же подошло «генеральство» Вейде. И лишь затем по частям (в период с 25 октября по 5 ноября) стал подтягиваться корпус Головина.
В роковой день 30 ноября, когда состоялась катастрофическая для царской армии битва с подоспевшим на выручку к своей пограничной цитадели Карлом XII, полки Автонома Михайловича занимали правый фланг и центр русской позиции. В те полные драматизма часы кажется все, включая саму судьбу, ополчилось против петровского войска.
Главный удар шведов пришелся как раз по левому флангу корпуса Головина. Его необученные новобранцы почти сразу же впали в панику и побежали, после чего он уже никем реально не командовал до самой капитуляции. Остаток боя генерал провел под защитой продолжавших сопротивление гвардейских полков, где собралось большинство российских генералов. Ночью там и состоялся их последний военный совет, на котором решили просить короля о перемирии и стараться выговорить у него «приличные» условия сдачи.
Отчасти это удалось. Шведы не имели продовольствия даже для удовлетворения собственных нужд и потому не стремились взять в плен всю русскую армию, которую к тому же больше не считали опасной силой. Поэтому скандинавы оставили у себя только старших офицеров и генералов, а остальных, кто не успел попасть в плен во время боя, отпустили восвояси.
Весной большинство пленников перевезли на территорию Скандинавского полуострова. Среди них оказался и Головин, которому в качестве места пребывания определили Стокгольм. Там он и прожил все долгие годы неволи при достаточно либеральном режиме содержания. Впрочем, тогда рыцарское обращение с титулованной добычей являлось общепринятой нормой. Если она, конечно, вела себя спокойно — чинно дожидалась, когда ее выкупят или обменяют, а не пыталась бежать.
В течение первого военного десятилетия Петр I вызволил многих иностранцев, попавших в шведские руки у Нарвы, возвратив под свои знамена практически всех известных людей — Людвига Галларта, Александра Гордона, Адама Вейде, Пьера Лефорта и еще ряд других, в чьем достаточно высоком профессионализме он, видимо, не сомневался. Но вот с природными русскими дело обстояло иначе. Всерьез об их освобождении из плена переговоры начались только после Полтавы и успехов 1710 г., когда в Москве также скопилось много живых «трофеев».
В итоге было достигнуто соглашение, по условиям которого Петр отпускал фельдмаршала Реншёльда и премьер-министра графа Пипера за четырех человек: царевича Имеретинского, князей Долгорукого и Трубецкого, а также Автонома Михайловича. Но в результате смерти первого и бегства второго договор сорвался. И Головин прождал еще более семи лет, пока, наконец, царь опять не снизил цену за Реншёльда, согласившись менять его в пропорции один к двум. В это число вместе с князем Трубецким попал и двоюродный брат первого петровского премьер-министра.
По возвращении в Россию близкого друга молодости Петр рассентиментальничался и за долгое терпение осыпал его такими наградами, какие многие боевые генералы не могли получить за всю свою службу. Таким образом, Автоном Михайлович стал генерал-аншефом и кавалером ордена святого Андрея Первозванного. Однако в том, что касалось военных дел, царь продолжал оставаться твердым реалистом. Поэтому в Северной войне Головин больше не участвовал.