Подтвержденные перекрестными свидетельствами факты и логика в данном случае тоже не способствуют установлению истины, так как одновременно не противоречат обеим версиям. В пользу первого автора говорит то, что военный инженер оставил после себя заметное интеллектуальное наследство в виде коллекции из 800 планов различных крепостей Европы и лично написанную историю Северной войны из 218 глав. А мнение второго опирается на уверенность, что ценных солдат во время боевых действий из армии не отпускают даже в том случае, если их хочет заполучить в свои ряды войско союзника.
Галларта действительно король-курфюрст Август послал под Нарву в первую же кампанию Северной войны в ответ на просьбу царя Петра о помощи специалистами по осаде крепостей. И указаний на сколько-нибудь высокий авторитет, добытый бароном ранее под саксонским гербом, тоже нет. Но вердикт об ограниченной профпригодности представляется все-таки слишком строгим приговором. Армии немецких государств всегда являлись надежно отлаженными механизмами, не допускавшими ничтожеств на высокие посты.
Впрочем, как бы то ни было, в России, в первый период Северной войны, знания любого европейского специалиста играли роль откровений небожителя и ценились в буквальном смысле на вес золота. Поэтому, когда Галларт приехал к Нарве, царь сразу же доверил ему руководство всей инженерной частью своего войска, осаждавшего эту крепость. Барон добросовестно старался наладить работы по подготовке к штурму. Но все его усилия застряли между деталями плохо пригнанной и несмазанной боевой машины московитов. К тому же под Нарву вскоре явился и шведский король со своими полками, после чего от русской армии вообще осталось одно воспоминание. А сам генерал в компании с фельдмаршалом Кроа искал у противника спасения от кровожадной толпы, в которую превратились ученики и подчиненные.
Многие из тех, кто сдался скандинавам у Нарвы глубокой осенью 1700 г., просидели в плену практически всю войну. Галларта от подобной участи спас знаменитый петровский указ «Знатность по годности считать». Ведь не какого-либо родовитого воеводу, а никому не известного в России немецкого барона освободил московский самодержец, когда в его руки через четыре года после «превеликой конфузии» попал, наконец, первый шведский генерал. И в 1705 г. саксонец вернулся в Россию.
К тому времени для царской армии начался маневренный период войны. То есть стратегически значимых крепостей она не обороняла и не осаждала. А потому инженер-генералу важных заданий по основной специальности в ближайшей перспективе не предвиделось. Но не использовать в боевых действиях ученого европейца казалось слишком большой роскошью для страны, практически не имевшей собственных сколько-нибудь знающих военное дело людей. И Петр вручил ему командование над одним из крупных общевойсковых соединений.
Таким образом, к концу осени 1705 г. барон оказался на зимних квартирах в Гродно и затем прошел через всю эпопею неожиданного стратегического окружения, тоскливого 3-месячного ожидания неминуемой смерти или плена и счастливой авантюры весеннего бегства из ловушки, которая обещала Карлу XII окончательную победу над всеми его неприятелями. Затем шведский король вновь развернул свои главные силы на западный фронт, дав России передышку для подготовки к решающим боям.
В этот период на короткое время Галларт был назначен чрезвычайным послом Августа Сильного при российском дворе, но после отречения саксонского курфюрста от польской короны барон вернулся на русскую службу. А поскольку наступал уже 1707 г. и скандинавы готовились к последнему, как они считали, походу Северной войны, то инженер-генералу сразу же нашлась работа в соответствии «с профессиональным патентом» — укреплять расположенные на вероятном маршруте вторжения крепости Полоцк и Копыс.
В начале 1708 г. шведы приблизились к границам московского царства, и противоборство непримиримых противников в очередной раз приобрело активный характер. В этот момент барону опять поручили командование армейским соединением, состоявшим из 10 пехотных полков, которые принадлежали к наиболее боеспособным частям российской армии. Во главе их он отступал к Могилеву и пытался обороняться в сражении при Головчине. Но неудачно занятая позиция не позволила влиять на исход боя.
Без особого успеха саксонец старался сдержать Карла XII и на берегах Десны около Новгород-Северского. Однако царская немилость после поражений прошла мимо. Зимой же боевое счастье наконец начало улыбаться и Галларту. Он успешно действовал во время операции между украинскими городками Гадяч и Ромны, не позволяя скандинавам в период жестоких морозов того года отдыхать на теплых квартирах. Весной 1709 г. его полки несколько раз отличились в стычках у реки Ворсклы. А в день Полтавской битвы, видимо, также не испортили общей картины, поскольку генерал за вклад в столь триумфальное событие получил высшую награду Российской империи — орден святого Андрея Первозванного.
Кстати, на победном послеполтавском пире, за столы которого Петр усадил и наиболее высокопоставленных пленников, с бароном связан эпизод, позволяющий судить о его характере. Про этот случай упоминают многие шведские мемуаристы. Суммировавший их воспоминания историк Петер Энглунд описывает его следующим образом: «…шведы и русские вели учтивые беседы, вкушали яства и обменивались комплиментами. За ломившимся от блюд столом царила атмосфера любезности и предупредительности. На фоне всеобщей галантности выделялся лишь Галларт: он напился и начал оскорблять Пипера. Хмельной генерал-лейтенант, обиженный на жестокое обращение, которому он подвергался в шведском плену, стал злобно обвинять королевского премьер-министра в том, что он игнорировал его письменные прошения. Обстановка накалялась, но ее дипломатично разрядил Меншиков; вмешавшись, он попросил шведа не обращать внимания на тирады Галларта: генерал, дескать, просто выпил лишнего…»
Впрочем, Александр Данилович к тому времени начал внимательно следить за саксонцем не только во время попоек. Фаворит не любил делить благорасположение царя с кем бы то ни было, и старался немедленно принимать контрмеры против особ, которые на этом поприще начинали добиваться заметных успехов. А барон в числе таких конкурентов к началу второй половины Северной войны закрепился уже прочно. О чем свидетельствует, например, тот факт, что он участвовал в военном совете 23— 24 апреля 1711 г., разрабатывавшем план войны с Турцией, где вместе с Петром I заседал лишь узкий круг наиболее облеченных доверием сановников.
Потом Галларт на пару с князем Репниным руководил переброской главных сил русской пехоты на юг. А затем играл одну из основных ролей в Прутском походе. Он, как известно, закончился полным провалом, но царь, по всей видимости, не счел, что инженер виноват в поражении больше других, поскольку никаких наказаний или взысканий в его адрес не последовало. Даже наоборот. В 1712 г. именно барона (с согласия польского и датского королей) назначили командующим союзной армией, оперировавшей в Померании у важного в стратегическом отношении города-порта Штральзунд.
Однако в том же году интриги Меншикова все-таки достигли цели. В один из осенних дней саксонца отрешили от престижной должности. И он, задетый несправедливостью до глубины души, а также, видимо, не желая переводить противостояние с всесильным фаворитом в категорию смертельной схватки, подал в отставку. Больше под русскими знаменами Галларт со шведами не дрался (но в Северной войне продолжал участвовать, служа Августу Сильному). Тем не менее, хотя бы повторить его карьеру по быстроте и высоте продвижения в петровском войске ни одному иностранному генералу не удалось.