Она поднялась с кровати, отыскала перо, бумагу и чернильницу и села писать письмо. Потом позвонила в колокольчик. Сейчас Марта отнесет послание Дмитрию в контору, и сегодня вечером они встретятся. Они обязательно найдут выход!
Мария бежала по улице. Ее кружевная мантилья сползла с плеч, частый стук каблуков отдавался гулким эхом на пустынной улице. Ей удалось выбраться из дома незамеченной, воспользовавшись черным ходом с кухни. Но сейчас это не имело значения. Если все будет хорошо, она скоро увидит Дмитрия.
Запыхавшись, девушка быстрым шагом дошла до угла, где назначила ему свидание. С наступлением сумерек жизнь переносится с улиц внутрь домов. Как бы в подтверждение этого из ближайшего окна, задернутого шторой, донесся громкий женский смех, гитарные переборы…
Низкий чувственный голос невидимой певицы выводил под аккорды семиструнной гитары:
Затем из переулка донесся пьяный рык подгулявшего чернорабочего или извозчика.
Мария подумала, что ей не следовало выходить поздним вечером из дома одной. Девушка инстинктивно отступила глубже в тень дома. Потом вдруг устыдилась своих мыслей и попробовала их отогнать.
Чего ей бояться, в конце концов? Она не какая-то трусливая маленькая девочка, которая боится темноты, а дочь Михаила Еремеевича Воронова, мильонщика, сколотившего капитал не обманом и биржевыми спекуляциями, а лопатой и кайлом!
Однако ей не удавалось справиться с собой. К горлу подкатывала дурнота, ладони стали холодными и влажными, плечи дрожали.
Шло время. Возвышенные романсы, доносившиеся из-за окон, по мере того, как компания поглощала горячительные напитки (о чем говорили учащавшиеся взрывы смеха), сменялись развеселыми городскими песенками…
Она почувствовала истинное облегчение, когда из темноты вынырнул торопливо шагавший Дмитрий.
– Дмитрий! Дмитрий! Господи, наконец-то!
Девушка подобрала юбки и бросилась к нему.
– Машенька, ради бога, что случилось? Я очень испугался, когда получил твою записку. Что-нибудь стряслось?
Она не обращала внимания на его слова. Она прижалась к груди любимого, жадно вбирая в себя тепло его тела и постепенно успокаиваясь. Она любила его без памяти и ни за что не смогла бы с ним расстаться. Никогда!
– Любимая, пойдем отсюда. Не нужно, чтобы нас видели.
И они поспешили прочь, а в спину им летело залихватское:
… – Ну хорошо. Так что же все-таки произошло?
Мария любовалась его чеканным профилем с резко выступающими скулами и четкой линией подбородка. Она знала каждую черточку его лица, но чистота этого профиля не переставала притягивать ее.
– Давай поговорим об этом позже, ладно? Я просто хочу побыть с тобой и не думать при этом о неприятностях.
Он внимательно посмотрел на нее:
– Что еще за неприятности? Расскажи мне все как есть. Давай пойдем ко мне и там спокойно поговорим.
Она тяжело вздохнула.
– Я вижу, разговор предстоит действительно серьезный, – глядя на неё, резюмировал Дмитрий. – И не стоит вести его на улице. Пойдем ко мне.
Дома перемежались какими-то сараями и заборами, полуразвалившимися флигелями времен чуть не Елизаветы Петровны, проходными дворами, тупичками, крошечными чахлыми садиками и еще черт знает чем.
Наконец, они подошли к двухэтажному дому с жилым цоколем, явно знавшему лучшие времена, широкую лестницу которого украшали два гипсовых облупившихся льва. Каково же было её изумление, когда Дмитрий открыл перед ней маленькую дверь, почти вровень с землей, и повел ее вниз по крутым ступенькам.