— Поехали, — сказал я.
Один из таксистов бросил окурок и открыл дверцу старенькой «Волги».
— Куда едем? — без интереса спросил он.
— За триста первым.
— Сто пятьдесят, если до поста догоним, дальше не поеду.
— Ну, тогда пятьдесят, если не догоним.
— Добро.
Мы ехали по утреннему Комсомольску, окна домов загорались и гасли, светлело небо, вокруг торопились люди. Я закрыл глаза и попытался вспомнить свой сон, но получались только бессвязные картинки. Тогда я стал представлять себе варианты возможной интересной встречи, предсказанной мне Аней. Я подумал, что «интересная встреча», возможно, произойдет на остановке. Может быть, встречу старого знакомого. Вообще «интересная встреча» могла произойти либо на Лидоге, либо на Маяке, только в этих селах останавливается автобус, чтобы пассажиры перекусили и справили нужду. На Лидоге подают вкусные пончики со сгущенным молоком, но чай там отвратительный, все остальное есть вообще нельзя. К пончикам приходится брать пиво. На Маяке хорошая восточная кухня.
По радио Марина Дороган — местный диджей «Европы Плюс» — своим пряничным голосом издевательски рассуждала о пользе утренних обливаний, а потом, после рекламы, заявила свое вечное «доброе-доброе утро всем, кто уже проснулся и включил свои радиоприемники». Когда я открыл глаза, мы уже были за городом, проезжали Мылки — замерзшие озерца, тальник в зыбучем снегу, кубические километры морозного воздуха.
— Вот-вот он, родимый! — весело сказал водитель. Впереди показался мой автобус.
Когда мы его нагнали, таксист языком фар попросил водителя остановиться. Автомобиль и автобус встали у обочины трассы, я расплатился, поблагодарил таксиста, залез в автобус и предъявил билет. Пассажиры смотрели на меня с интересом. Когда автобус тронулся, я пробрался к своему месту, оно было у окна. Мне пришлось быть осторожным, чтобы не задеть спящую рядом женщину. Теперь я тоже мог спокойно поспать шесть часов. Признаюсь, мне нравится ездить бизнес-классом. Всего на сотню дороже, но зато широкие удобные кресла, спинки которых могут опускаться чуть ли не горизонтально, полноценные подлокотники (а не один на двоих), тепло, народу поменьше. Задернув штору, я помолился перед сном, но, пролежав какое-то время, понял, что не усну, и решил думать о чем-нибудь отвлеченном.
Я думал о том, что если смотреть схематично, трасса Комсомольск — Хабаровск соединяет один электротепловой комочек в теле тайги с другим и четыреста пятьдесят километров вообще даже не расстояние. Вместе с тем выбраться из Комсомольска и добраться до Хабаровска — довольно значимое событие в жизни комсомольчанина. Комсомольск — город-труженик, сад камней и заводов, спальных районов, техникумов и тюрем. Хабаровск — парк развлечений, красивой тротуарной плитки, бутиков, фонтанов, цирков и вузов. Относительная близость городов может даже настроить на понимание их в категориях «инь и ян», «Эрос и Танатос» и т. п. Забавно, что некоторые мыслят их в категориях: «Петербург — Москва». С их точки зрения, это сравнение возможно в соотношениях архитектуры, криминализации, миграции и прочего. Разумеется, эта точка зрения имеет право на существование, однако здесь не следует забывать, что в Хабаровске нет кремля, а в Комсомольске и его предместьях Петропавловских крепостей хоть пруд пруди. Потом мои мысли закрутились вокруг Аниного гадания. Я все думал о «забубенной» встрече. Ведь если допустить возможность довольно точного предугадывания событий, то вся картина мира представляет собой нечто совершенно предрешенное.
Конечно, об этом ломало свои буйные и даже светлые головы невероятное количество народу, и ведь каждый вполне ощущал, что он свободен. Ведь нет никакой видимой силы, которая заставила бы меня, ну, например, не выходить из автобуса на Лидоге или Маяке или, еще радикальней, прямо сейчас подняться, взять свои вещи и попросить водителя высадить меня. Ведь это реально. Но вот ведь в чем штука, я ведь прекрасно знаю, что за пределами автобуса вражеская территория — там минус 30 по Цельсию и 25–30 километров от города, по откосам пути глубина снега до двух метров, если я пойду пешком, то вряд ли доберусь хотя бы до середины стратегического моста через Амур, уж слишком я легко одет для таких прогулок. В конце концов мое примерзшее к мосту тело будет напоминать ту редкую птицу, с тем же упреком-вопросом в сухих глазах. Но и оставаться в автобусе шесть часов кряду, обречь себя на бессмысленное заточение и тоскливое голодание — выглядит как-то по-детски. Вот так обстоят у нас дела со свободой. И тем не менее я ведь чувствую в себе это «могу». Думаю, все, кто размышлял об этом, упирались в похожий тупик. Сколько же народу спятило, пытаясь решить этот вопрос. Возможно, именно невероятная тяжесть предопределенности, невыносимость древней как мир мысли, что ты и весь мир в целом пляшете под одну и ту же дудку, какое-то разухабистое танго, а лучше сказать — буги-вуги, и твоя внутренняя, эгоистичная борьба собственных добра и зла лишена даже отдельного па импровизации, все это и возводит гадание в статус бреда. И как только сформировалась в моей голове эта безбрежно распластавшаяся мысль, я понял, что меня поглощает очередной сон…