— Нет, — засмеялась Аня. — Ну а ты?
— Я сказал: «Ломите до двухсот пятидесяти, без вопросов», и знаешь, что меня спросили… «А нас самих после этого не вломят?» Ну, я успокоил, как мог, сказал, что, дескать, «отвечаю, не вломят». А вообще, авторитетный у меня двойник. И днем и ночью ему звонят, и знаешь, интуитивно чувствую, что только по делу, ни слова почти не понимаю, но как-то ясно, что не по пустякам, какими-то шифровками разговаривают. Иногда проституток ему привозят, что б я так жил.
— Какие твои годы, — ответила на шутку Аня. — А девушка его звонит или нет у него ее?
— Звонила тут на днях одна, Викой звать. Такой приятный говорок. Сказала, что приехала.
— Вот, а ты подставляешь парня. Не стыдно? — улыбалась Аня.
— О, еще как!
Когда мы допили кофе, она спросила, не хочу ли я, чтобы она погадала мне на кофейной гуще.
Я не был готов к такому предложению.
Читая ее дневниковые записи, я знал, что для нее гадание — это такое же искусство, как, скажем, литература или музыка. Как-то она писала, что в жизни очень приятно быть специалистом в каком-нибудь маленьком деле. Например, быть вязальщиком, знать о вязании все, историю вязания, развитие этого вида прикладного искусства, иметь крупную библиотеку по вязанию, то есть быть в этом признанным мастером, на этой почве переписываться с людьми из разных стран, или быть мастером по водным процедурам, специалистом по оральному сексу, массажистом-самоучкой или гадалкой. Если ты являешься знатоком в такой малой, не нуждающейся в особой затрате сил сфере, это создает иллюзию, что вот, мол, и ты достиг совершенства, что и ты существуешь в гармонии с миром, и мир в твоем представлении обретает целостность. Кроме этого, любое, даже самое отвлеченное от человеческой жизни увлечение, если оно стало смыслом жизни, дает возможность для классификации людей, а это очень помогает жить. Еще я знал, что Аня была гадалкой как минимум в пятом поколении и что в связи с этим все женщины их рода были очень красивы и если рожали, то рожали без боли. Разумеется, даже в Интернете это — я имею в виду увлечение гаданием — вносило в общение с ней некий ореол таинственности. Однако я никогда не комментировал ее высказываний по поводу гадания, и эта тема для нас была закрыта.
Не то чтобы я отношусь к гаданию отрицательно, но есть в этом какая-то чертовщина, что-то потустороннее и неправильное… Я с интересом смотрел на королеву вампиров, думая, что, впрочем, было бы забавно посмотреть на этот маленький мистический спектакль (в гадании на кофейной гуще я видел что-то декадентское), да и вряд ли бы моя жизнь от этого стала афишей для дьявола.
Я согласился. Обрадовавшись моему согласию, она спросила, на что бы я хотел погадать. Подумав, я не нашел подходящей темы, и она сказала, что погадает в общих чертах, на недалекое будущее и недалекое прошлое.
Она аккуратно стала поворачивать маленькую белую чашку, по инерции так же плавно разворачивая голову. Мне казалось, что она смотрит в крошечный, невидимый мне телевизор. Было видно, что она увлеклась, ее красивые глаза то удивлялись, то улыбались, а то она понимающе покачивала головой и, прищурившись, всматривалась глубоко-глубоко, я невольно вспомнил недавний рассказ одного моего товарища (медбрата из психиатрической лечебницы), что женщины, больные шизофренией, все как на подбор красавицы.
— Значит, так, — заговорила она, — заболел ты не в холодном спортзале, а оттого, что на морозе пил пиво, а потом потерял путь и долго искал дорогу, так?
— Ну да, шел с тренировки, встретил Мишку Петрова, тоже тренер, только по рукопашке. У него любовница двойню родила, повез меня к ней водку пить, еле выбрался, дома там… блин… — Я был поражен такой детальной точностью и приготовился все последующее воспринимать серьезно.
— Денег тебе не вернут. Вообще суета у тебя с этими деньгами, здесь вот сто рублей, там триста, какие-то траты мелкие, а вот дорога у тебя через два дня. Еще вижу… ага, ага… так, хм… Тоже в суете будешь уезжать, но уедешь. В пути все будет нормально. О, нет, вот тут интересная встреча. Подожди… не могу понять, до приезда или на обратной дороге… Но что-то занимательное произойдет, не злое, не доброе, а именно что-то вот такое, я бы даже сказала — забубенное. По приезде тебе предложат что-то сделать, что-то важное, но ты хорошо должен все взвесить, все обдумать… ага, и там, в Хабаровске, ты в заключение или в тюрьму попадешь, или обстоятельства лишат тебя свободы.
— Вот спасибо, дорогая, — делая вид, что расстроился, сказал я. — Буду сушить сухари.