Катя нерешительно поерзала на стуле.
— Это было окончание разговора, — сказал Витя, роняя карандаш на стол, — свободна. И не подходи ко мне, пока я в гневе. А то совершу насилие.
— Вить…
— Не зли меня.
— Вить. Эта девушка, в приемной, она действительно из снов Кирилла. Я специально ездила, проверяла. Я понимаю, что звучит как бред, но… все может быть. Может, он про нее в какой-нибудь газете прочитал или по телевизору увидел. Мне надо ее провести к Кириллу. Понимаешь? Надо!
Витя устало вздохнул, закрыл глаза ладонями.
— Тебя мать Карпачева сожрет с костями, — пробормотал он, — тебе зарплату урезали и без премии оставили. Тебе лишний час сидеть в больнице и свой выходной тратить на составление отчета. А ты, блин, зациклилась на каком-то залетном психе. Подумай сама, как это звучит? Мне иногда кажется, что у тебя у самой какие-то проблемы вот тут, — Витя постучал согнутым пальцем по лбу.
— Возможно, — покорно согласилась Катя, — но мне надо…
— К черту, — отрезал Витя, — я все-таки директор. Раз я сказал, что нет, значит — нет. Ты, Кать, прости, но тоже должна меня слушаться.
— Ты не понимаешь…
— Я и не хочу понимать. Вся эта история у меня уже в печенках сидит… в следующий раз ты объявишь, что пациент общается с призраками, и я должен буду организовать сеанс спиритизма? Ты веришь в это? Я нет. Мне наплевать, откуда тут взялась девушка, из его снов или нет, я тебе задачи поставил, и ты должна их выполнить.
Еще секунду Катя сидела, не двигаясь, смотрела на Витю и пыталась найти какие-то слова, которые могли бы в полной мере выразить ее чувства, ее мысли, ее эмоции. Но слов не было, а мысли метались в голове, словно взбесившиеся хорьки. Даже внутренний голос — о, как же она хотела его услышать сейчас — и тот молчал, подавленный.
— Я пойду, — сказала она, и голос ее дрожал.
— Иди. — Витя уткнулся носом в монитор, — и не дуйся на меня. Работа есть работа.
Катя кивнула, встала со стула и медленно направилась в сторону двери. Ноги сделались ватными, пришлось опереться о стену, чтобы не упасть. Надо было бы обернуться и сказать что-нибудь. Что-то важное, философское, осмысленное. Чтобы Витя понял ее переживания. Чтобы хотя бы поднял глаза и задумался. Но в голову ничего путного не приходило. Она открыла дверь, вышла в коридор и уже там, по дороге в приемную, позволила нескольким каплям слез упасть на холодный кафельный пол.
3.
И вот сейчас, в тот самый момент, когда она оказалась в своем кабинете, упала в кресло и посмотрела на собственное отражение в огромном зеркале — вот сейчас внутренний голос дал о себе знать.
"Черт возьми, — сказал он из темноты сознания (совершенно безэмоциональный), — какая же ты неудачница! И с кем я существую?!"
Много месяцев она боялась повернуться лицом к зеркалу и посмотреть на свое отражение. Сейчас — нет. Потому что сейчас вдруг стало все равно.
А, наплевать.
Десять минут назад Катя столкнулась в коридоре с матерью Карпачева. Та была настроена решительно, перегородила коридор (что было несложно сделать с ее-то данными) и ткнула в Катю пухлым пальцем. Ногти у нее давно не видели маникюра и пожелтели от никотина.
— Вот ты где! — воскликнула мать Карпачева, хищно скаля зубы.
— Во-первых, на "вы", пожалуйста, — парировала Катя. Настроение и так было хуже некуда.
— Как хочу, так и обращаюсь, дорогуша! Ты мне в дочери годишься!
— Это не повод!
— Мое дело, как обращаться, — упорно повторила мать Карпачева, — из-за тебя я тут торчу, между прочим, почти целый день. У меня есть поважнее, чем шляться тут по коридорам. Мне как-то не хочется проводить в больнице всю свою жизнь! А приходится! Из-за тебя и из-за твоего долбанного психа!
— Никакой он не псих! — Катя сделала шаг в сторону матери Карпачева, выставив вперед руки со сжатыми кулаками, — еще раз так его назовете, я вам такую взбучку устрою! И не посмотрю, что вы мне в матери годитесь!
Мать Карпачева не стушевалась, и тоже сделала шаг вперед, выставив кулаки. Ростом она была ниже, отчего едва не уперлась носом в Катин подбородок.
— Попрошу со мной быть вежливей, дорогая! — процедила она, — а то ведь я могу и…
— Я тоже могу, — перебила ее Катя, чувствуя, как закипает кровь, — ой как много всего могу, поверьте мне! Пискнуть не успеете, как ваш ненаглядный ребенок окажется где-нибудь у черта на куличиках, кирзовыми сапогами грязь месить будет. Ясно?
— Нет уже в армии кирзовых сапог!
— Тогда носом своим ненаглядным, мордой в грязи, с полным обмундированием и под дождем где-нибудь в горах валяться будет и мамочку свою ненаглядную вспоминать, которая его так кинула!