— Ладно, ладно, — сквозь стиснутые зубы бросил Кузьмин. — После поговорим.
Дверь снова распахнулась.
— Здесь, голубчики, — быстро входя, заговорил Щепила. — Я тебе говорил, — обернулся он к следовавшему за ним Соловьеву.
— Убрать их следует немедля…
— Что это значит, господа офицеры? — задрожал от злости и страха Гебель.
Ланг тоже испуганно мигал глазами.
— Я требую повиновения. Немедленно отправляйтесь каждый по своим местам, — приказал Гебель.
— Помолчите, полковник, — холодно проговорил Сергей Муравьев.
И поманил к себе офицеров.
Несколько минут они шепотом о чем-то совещались. Затем Щепила и Соловьев выбежали к солдатам. Сергей, прильнув к стеклу, видел, как оживились и заулыбались лица солдат в ответ на слова офицеров.
— Ланг, распорядитесь, чтобы закладывали лошадей, — приказал Гебель.
Ланг вышел и столкнулся в сенях с Щепилой.
— А, подлая тварь! Подслушиваешь нашу беседу с людьми…
Щепила схватил солдатское ружье, стоящее в углу сеней.
— Не жаль тебе пули на эдакую дрянь, — отвел его руку подошедший Соловьев.
Ланг бросился бежать. На шум выскочил из избы Сухинов.
— Беги за ним! — велел Щепила. — Иначе он известит дивизионного командира о начале возмущения и тем пресечет наш успех.
Стреляя вверх, Сухинов бросился за жандармом.
— Что за шум? — раздался с порога обозленный окрик Гебеля. — Долго ли будут продолжаться подобные безобразия?!
В упор глядя исподлобья на Гебеля, Щепила пошел на него.
— Нет, господин полковник, — отчеканил он, — это не безобразие, а революция… — И, сжав приклад ружья, ткнул Гебеля штыком.
Тот завопил неожиданно визгливым голосом и схватился за штык. За окнами послышался шум, крики. Зазвенели разбитые стекла. Соловьев ринулся в избу. Она была пуста. Сквозь выломанное окно он увидел обоих Муравьевых-Апостолов без шапок и шинелей. Братья о чем-то возбужденно разговаривали с солдатами. Потом метнулась окровавленная фигура Гебеля, за ним ринулись Щепила, Кузьмин и Сергей Муравьев, Сергей первый догнал Гебеля и стал бить его прикладом.
— Сережа! Сережа! — оттягивал брата подбежавший Матвей.
Сергей был в исступлении.
— Так ему так! — кричали солдаты. — Всю ночь караула не сменял, немчура проклятый! Наскрозь, до самой души, на морозе простыли. Теперь и в избы погреться пойти можно бы…
И один за другим стали расходиться, не обращая внимания на вопли Гебеля.
Соловьев ударом штыка свалил его на землю. Подбежал Щепила, схватил Сергея за плечи, с усилием отнял у него ружье и вдвоем с Матвеем отвел в избу. Скоро вернулся Кузьмин.
— У меня есть ром, — сказал он. — Сейчас налью Сергею Ивановичу, — и, разбираясь в шкафу, говорил с одышкой: — Эдакий живучий этот Гебель. Лишь только вы отошли, он приподнялся и на карачках пополз к воротам. Я за ним. А тут ехал какой-то сердобольный монах. Подбежал к Гебелю, схватил в охапку его тушу, кинул в сани и хлестнул по лошадям.
— Это ужасно, — вырвалось из посиневших губ Сергея.
Кузьмин поднес ему стакан рому.
— Что ужасно, Сережа? — спросил Матвей.
— Упустили Ланга, покалечили и все же упустили Гебеля. Драка, а не революция.
Он залпом выпил ром и с усилием встал на ноги:
— Однако si le vin est tire, il faut le boir note 38. Поручик Кузьмин, соберите роту и следуйте с ней в Ковалевку. Я поеду ко второй гренадерской роте. Поручик Щепила и Соловьев отправятся через Васильков к своим ротам.
— Слушаем, господин подполковник, — с радостью встретили офицеры первое революционное распоряжение своего командира.
Генерал-майор Тихановский 1-й писал:
«Секретно. Командиру Кременчугского пехотного полка.
До моего сведения дошло, что полковник Гебель вчерашнего числа поутру, прибыв в селение Трилесы, хотел по высочайшему повелению взять находившегося там Черниговского пехотного полка подполковника Муравьева-Апостола с братом его, отставным подполковником же, под арест с присланными для препровождения его жандармами в Санкт-Петербург. Но бывшие при нем не в малом числе офицеры до того Гебеля не допустили и при неотступном оного требовании прибили его и изранили штыками, взяв под свой караул. Сам же подполковник Муравьев-Апостол, после означенного происшествия, собрав квартирующую там 5-ю мушкетерскую роту, выступил в город Васильков. При приближении к Василькову выставленная против него, Муравьева, цепь стрелков в 3 часа пополудни соединилась с восставшими с криками «ура». И мятежники беспрепятственно овладели местечком. Вступив туда с буйством и заряженными ружьями, Муравьев выпустил арестованных накануне по приказу майора Трухина офицеров и криминальных нижних чинов, посадив командующего полком майора Трухина под арест, взял в свое ведомство знамена и полковой казенный ящик, обольщая солдат свободою и уверяя их, что к ним других полков нижние чины будут присоединяться. Носятся слухи, что по принятии какой-то присяги мятежники выступят завтра в поход.
По сему важному случаю предлагаю вашему высокоблагородию собрать все наличные роты вверенного вам полка в полковую штаб-квартиру и наистрожайшим образом приказать батальонным и ротным командирам внушить нижним чинам в случае чего, помнить внедавне данную его императорскому величеству государю Николаю Павловичу верноподданническую присягу, и не соглашаться ни на какие обольщения. И если бы случилось проходить с батальоном или полком подполковнику Муравьеву-Апостолу, не верить никаким предъявлениям повелений. Стараться офицеров и солдат убедить оставить его, Муравьева, как ложного начальника. А его, равномерно, как и штабс-капитана Соловьева, поручиков Кузьмина, Сухинова и Щепилу, подпоручика Бестужева-Рюмина и рядового, разжалованного из полковников, Башмакова, велев арестовать, доставить за строжайшим караулом в дивизионную квартиру в местечко Белую Церковь. Между тем предваряю вас всеми мерами стараться узнавать о движении означенного подполковника с полком хотя бы в отдаленности от полковой вашей штаб-квартиры. И мне доносить наиподробнейше, не медля нимало.
Ежели вы осведомитесь, что мятежники близко от вас, то двиньтесь на них и поражайте.
Внушите всем подчиненным воинам всю глупость поступка мятежников, но не разглашайте оного заблаговременно».
Генерал написал секретную бумагу, запечатал пакет пятью полковыми печатями.
А все же бумага эта попала в руки 5-й мушкетерской роты фельдфебелю Шутову.
Отдав ее Сергею Муравьеву, Шутов полным веселого задора взглядом следил за выражением лица Сергея, пока тот читал ее.
— А генерал Тихановский видел, кто тебе ее передал? — складывая лист, спросил Сергей.
Шутов лукаво улыбнулся:
— Где там видеть! Он на меня окрысился, когда узнал, что я веду команду в Васильков. «Ты, спрашивает, знаешь, что делается в полку?!» — «Так точно, говорю, знаю, затем туда и идем». — «Ворочайтесь, говорит, назад, на ротный двор. Марш в дивизионную квартиру!» А мы все в. один голос: «Никак нет ваше превосходительство, не можем мы вертаться, потому как от нашего батальонного командира имеем приказ прибыть в Васильков!» Генерал ажно побагровел весь, глаза рачьими стали, кулаки сжал, бранью так и сыплет. Наши придвинулись было к нему, по-сурьезному вроде отнестись хотели. Генерал давай по-иному разговаривать, улещать стал. «06 тебе, Шутов, приказ, говорит, есть, что должен ты в офицерский чин быть произведен…» — «Спасибо, отвечаю, за милость ваше превосходительство, а только пусти с дороги…» Хотел, было, я арестовать его, и ребята подмигивают, что, мол, бери, мы не препятствуем. Но, не имея на этот счет никакого приказания, поддался я шаткости мыслей…
— Хорошо, Шутов, — похвалил Сергей. — Веди команду на площадь. Я сейчас сам туда буду.
Шутов сделал под козырек и вышел.
Легкий и стремительный, с мальчишескими прядями белокурых волос, вбежал Бестужев-Рюмин. Его светлые глаза сияли восторгом, руки так и поднимались, как будто затем, чтобы обнять каждого встречного: ведь здесь, в Василькове, все — и офицеры, и солдаты — все были свои, родные, близкие…