Филип Пулман
СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ
На краю
Пучины дикой, — зыбки, а быть может —
Могилы Мирозданья, где огня
И воздуха, материков, морей
В помине даже нет, но все они
В правеществе зачаточно кишат,
Смесившись и воюя меж собой,
Пока Творец Всевластный не велит
Им новые миры образовать;
У этой бездны осторожный Враг,
С порога Ада созерцая даль,
Обмысливал свой предстоящий путь…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ОКСФОРД
Глава первая
ГРАФИН ТОКАЯ
Лира со своим деймоном тихо двигались по полутемному Залу, держась поближе к стене, чтобы их не увидели из Кухни. Три больших стола, тянувшиеся по всей длине Зала, были уже накрыты, серебро и хрусталь поблескивали в сумерках; длинные скамьи ждали гостей. На стенах, теряясь в тени, висели портреты бывших Магистров. Лира подошла к помосту, оглянулась на открытую кухонную дверь и, никого не увидев за ней, поднялась на помост к верхнему столу. Здесь приборы были золотые, а не серебряные, и вместо дубовых скамеек стояли четырнадцать стульев красного дерева с бархатными подушками. Лира подошла к креслу Магистра и щелкнула по бокалу ногтем. По Залу разнесся прозрачный звон.
— Ведешь себя легкомысленно, — шепнул ей деймон. — Будь серьезней.
Ее деймона звали Пантелеймон, и сейчас он принял вид мотылька, темно-коричневого, чтобы быть не слишком заметным в сумрачном Зале.
— Там шумно на Кухне, — прошептала в ответ Лира. — А Стюард до первого звонка не появится. Перестань нервничать.
Тем не менее она приложила ладонь к звеневшему еще бокалу, а Пантелеймон порхнул дальше, в приоткрытую дверь Комнаты Отдыха по другую сторону от помоста. Через секунду он вернулся.
— Там никого, — шепнул он. — Но надо спешить.
Пригнувшись за высоким столом, Лира шмыгнула в Комнату Отдыха, выпрямилась там и огляделась. Единственным источником света здесь был камин; на глазах у нее пылающие поленья слегка осели, выбросив в дымоход фонтан искр. Почти всю жизнь она прожила в Колледже, но еще ни разу не видела Комнату Отдыха: сюда допускались только Ученые и их гости, женщины — никогда. Здесь даже служанки не могли убирать — только Дворецкий.
Пантелеймон сел ей на плечо.
— Ну, довольна? Можем идти? — прошептал он.
— Глупости! Я хочу посмотреть!
Это была большая комната с овальным полированным столом, на котором стояли разные графины и бокалы и серебряный курительный прибор с коллекцией трубок. Рядом, на буфете — жаровня и корзина с коробочками мака.
— Уютно устроились, а, Пан? — шепотом сказала Лира.
Она опустилась в зеленое кожаное кресло, оказавшееся таким глубоким, что в нем можно было почти лежать. Лира села, подобрав под себя ноги, и окинула взглядом портреты на стене. Тоже, наверное, старики-Ученые: в мантиях, бородатые и хмурые, они смотрели на нее с неодобрением.
«Как думаешь, о чем они тут разговаривают?» — хотела спросить Лира, но не успела: за дверью послышались голоса.
— За кресло, живо! — шепнул Пантелеймон, и Лира, выскочив из кресла, присела за ним. Укрытие было не из лучших: она предпочла бы кресло в середине комнаты — а здесь стоит только шелохнуться…
Дверь открылась, в комнате стало светлее — кто-то из вошедших принес лампу и поставил на буфет. Лира видела его ноги в темно-зеленых брюках и черных начищенных туфлях. Слуга.
Раздался низкий голос:
— Лорд Азриэл еще не прибыл?
Это был Магистр. Лира, затаив дух, увидела, как деймон слуги (собака, как почти у всех слуг) подбежал к его ногам и уселся, а потом показались и ноги Магистра, как всегда в поношенных черных туфлях.
— Нет, Магистр. И никаких известий из Аэродока.
— Полагаю, он будет голоден. Проводите его прямо в Зал, хорошо?
— Слушаюсь.
— Вы налили для него графин особого токайского?
— Да, Магистр. Урожая тысяча восемьсот девяносто восьмого года, как вы приказали. Его светлость очень любят это вино.
— Хорошо. Теперь можете идти.
— Лампа нужна, Магистр?
— Да, лампу оставьте. Во время обеда не забудьте, пожалуйста, поправлять фитиль.
Дворецкий слегка поклонился и пошел к двери; его деймон послушно затрусил следом. Из своего ненадежного укрытия Лира видела, как Магистр подошел к большому дубовому гардеробу в углу, снял с вешалки мантию и с трудом надел. Магистр был человек могучего сложения, но ему давно перевалило за семьдесят, и все движения его были медленными и скованными. Деймон Магистра имел облик ворона и, как только мантия была надета, спрыгнул с гардероба и, по обыкновению, уселся на правом плече.