Выбрать главу

«Ты это к чему?» — мысленно спросил я.

В ответ на это демон показал мне новую череду образов. Прикрыв глаза, теперь я наблюдал воображаемую картину как одинокий клинок, медленно вращаясь, в полете прорезает ткань реальности. Кукри в демонстрируемых Василием мыслеобразах прошел через границу миров к алтарю рода Юсуповых-Штейнберг, и только после пересечения границы ножом я должен был воплотился в другом мире следом за ним.

Сразу я даже не понял, что мне хочет сказать и показать демон. Как связать себя с клинком, и тем более как отправить кукри в другой мир, и потом перенестись к нему, я не соображал. Только после еще нескольких замедленных показов уяснил для себя — необходимо перемещаться не с представлением о клинке в руке — как делал я до этого, а банально самому стать клинком.

— Давай попробую, — негромко произнес я, пытаясь собраться и сконцентрироваться.

Замерев, решил предварительно прокрутить порядок действий. Оказалось непросто — мысли путались, продираясь через вязкую паутину накатывающей слабости; в голове шумело, и сосредоточиться оказалось очень и очень непросто.

До этого момента я раз за разом кидал кукри в пропасть и пробовал телепортироваться в наш мир. И раз за разом у меня не получалось. Но как спортсмен, упорно пробующий взять высоту, я повторял и повторял, впав в своеобразный транс и не прекращая попыток. Круживший ниже демон каждый раз меня подхватывал, и возвращал обратно на скалу, после чего я с обреченным упорством начинал снова. Без этого — без полетов, было никак не обойтись. Потому что телепортация к клинку, уж не знаю почему, у меня получалась только в тот момент, когда нож находится в движении.

Широко размахнувшись, я крепко зажмурился и бросил кукри вниз. Рукоятка ножа соскользнула с ладони, словно прощаясь, а я — выждав секунду, потянулся к клинку. Не представляя его в кулаке, как до этого момента, а стараясь самому стать ножом. Получилось неожиданно легко — я перестал чувствовать тело, появилось… странное чувство тяжелой легкости; я ощущал себя стиснутым внутри клинка, который летел, стремительно вращаясь.

Осознав, что у меня получилось воплотиться в клинке, я отогнал испуг — а вдруг останусь в таком виде? Страх иррациональный — разумом я понимал, что управляю телом и клинком настолько хорошо, что стоит представить нож в руке, как вернусь к своей естественной форме.

Испуг мелькнул и исчез, а я потянулся в мыслях к алтарю рода Юсуповых-Штейнберг. И вдруг, словно по наитию, подумал о юной прекрасной девушке с веснушчатым носом — матери Олега. Сразу меня потянуло прочь от себя, появилось чувство невесомости, будто оказался в скоростном лифте; нет, не так деликатно — скорее, как в чаше распрямившегося рычага катапульты. Меня перекрутило словно в бурлящей воронке водопада, и я на краткий миг отчетливо осознал момент пересечения границы миров.

Едва чувство пересечения границы ушло, как инстинктивно потянулся прочь из плена в клинке, воплощаясь в собственном теле. Зря — здесь я все еще летел, кувыркаясь как брошенный нож.

Пролетел, правда, совсем недолго: почти сразу врезался в камень спиной, причем в положении вниз головой. Из груди вышел весь воздух, и я даже не успел сгруппироваться, когда съехал вниз по камню дольмена алтаря. Так, как и влетел в него — ногами кверху. Но падал вниз недолго, потому что приземлился вниз головой в бассейн алтаря, сложившись как гуттаперчевый мальчик.

Я как раз в этот момент настроился что-то сказать — в подобной ситуации промолчать сложно. Оказавшись погруженным в бассейн алтаря, я попытался выбраться — но сделать это, оказавшись вверх ногами, оказалось невероятно сложно. Я извернулся, пытаясь встать и непроизвольно хлебнул воды… нет, не воды. Даже застыл, ошеломленный — потому что никаких неудобств не испытал, и у меня без проблем получилось дышать здесь. Жидкостное дыхание, даже в нашем немагическом мире такое возможно, слышал об этом.

Более того, попадание в бассейн сработало как обезболивающее — приятная прохлада обволокла все тело, пропало саднящее жжение на спине, где кожа была подпалена демоническим пламенем, и перестала зверски болеть нога, поврежденная при приземлении на дне пропасти.

Продолжая дышать под водой, я наслаждался ни с чем не сравнимым блаженством ушедшей боли, прекратившейся жары, забытой тяжести обреченного отчаяния. Позволил себе даже расслабиться. Правда, совсем ненадолго — о том, что пять человек сейчас находятся на сковородке трибун арены в чужом мире, я не забывал.