— Ты не понимаешь.
— Что тут понимать? Какой бы чудесной ты меня бы не считал, я недостаточно хороша для тебя, — я поднялась на ноги и направилась в сторону дома.
— Север, — я не слышала его шагов, но он развернул меня к себе на пороге и встряхнул за плечи, — Ты ясно дала понять, что ты не видишь меня своим…
— Когда я это сказала, то была напугана, я ещё не понимала… — придушенно призналась я.
Он схватил меня за руку и поднёс запястье обёрнутое браслетом к самому моему лицу.
— Это твой документ. Видишь? Так вот, я сделал тебя равной себе.
— Не понимаю, чем это плохо?
— Я записал тебя своей сестрой. Официально ты моя кровь и я не имею права желать чего-то большего.
— И нет другого пути? — помертвевшим голосом спросила я.
— Пока нет. Может ситуация изменится. Но не сейчас. Если только я откажусь от своего имени, — он горько усмехнулся, видя мою растерянность, — Но у меня долг перед семьёй и я не могу себе позволить…
— Не продолжай, — я пьяно качнулась и потянула дверную ручку, — Оно того не стоит. И давай больше не будем об этом. Никогда.
Возражений не последовало. Я прошла через гостиную в гараж, а затем поднялась в мансарду и, закрыв дверь, упала в кровать. Завернувшись в простынь, я долго лежала, глядя в потолок с ощущением катастрофической потери и не понимала мои ли это эмоции или того, кто был в доме. Может моя одержимость Миром всего лишь отголоски его эмоций? Ведь раньше я не встречалась с похожими на себя и откуда мне знать, как мы можем взаимодействовать.
Не в силах оставаться на месте, я открыла окно и, пройдясь по козырьку, спрыгнула на землю. Добежав до лодочного сарая, я скинула с себя одежду и, оставшись в спортивном топе и шортиках, спустилась к реке. Вода казалась чистой, но, разувшись и опустив туда стопу, я поняла, почему никто не стремился тут купаться. Плавать я любила и холод не был для меня преградой, а потому с наслаждением погрузилась в воду и, выбрав удобный ритм движений, переплыла реку.
Выбравшись на безлюдный берег, легла в густую траву, жмурясь от солнца и удовольствия. Надо мной щебетали птицы, и старая ива колыхалась ветвями на ветру. Запах смятых мною цветов клевера наполнил лёгкие. Громко чихнув, я открыла глаза и тонко взвизгнула, увидев напротив сидящего человека. Хотя человеком его можно было назвать с большой натяжкой. На большом гранитном камне сидел молодой мужчина высокий и гибкий, светлокожий, с пепельными волосами и почти прозрачными голубыми глазами на привлекательном лице. Он легко соскочил с валуна и, явно забавляясь моим испугом, шутливо поклонился.
— Прошу прощения, что напугал. Не думал, что кто-то заберётся в воду и уж тем более приплывёт сюда.
— Я не хотела никому мешать и могу сейчас же покинуть вас, — осторожно поднялась я на ноги.
— Не стоит, — продолжая улыбаться, он подхватил с земли полотенце и бросил мне, — Можете воспользоваться.
— Как вам будет угодно, — я промокнула кожу и завязала ткань на груди.
— Я надеялся, что вы поблагодарите меня.
— За что? Вы же сами предложили мне полотенце. Я не просила и вполне могу обойтись без него.
— Хитрая, — протянул он, смакуя это слово, и протянул мне ладонь, — Могу я предложить вам отобедать со мной?
— Если вам будет угодно, — остро ощущая опасность, я продолжала играть.
Не взявшись за предложенную руку, прошла через траву и оказалась за деревом на небольшой поляне. На покрывале был хлеб, кольцо домашней колбасы, сыр, запечённый картофель и вода.
— Отличная трапеза. Вы действительно желаете этим поделиться со мной?
— Да, — признал он.
— Но мне нечем угостить вас, — развела я руками.
— Так уж и быть, обойдусь без оплаты, — великодушно согласился он, пряча довольную усмешку.
— Нет, пожалуй, я не хочу остаться в долгу и расплачусь с вами.
— Чем же? — лукаво улыбнулся он.
— Я вам спою.
Не дав ему опомниться, я затянула высоким голосом песню об обиженной лордом женщине убитой грозой. Мужчина уселся на покрывало, умиленно прикрыв глаза, и позволил мне спеть и поклониться словно в консерватории.
— Теперь тебе должен я, — он протянул мне бутерброд, и я сделала вид, что раздумываю.
— Возможно, я не хочу есть, — он растянул губы в подобии улыбки, — Может я возьму с вас долг другим способом.
Он уже не притворялся улыбающимся, а недобро оскалился клыками ничуть не уступающими ракшасам. Лицо его сделалось угловатым, пальцы заострились и вытянулись, дополняясь лишней фалангой. Грива волос оказалась перьями и они топорщились в разные стороны.