А Буранбай уже был в полку Кахыма войсковым старшиной и напрочь забыл об этой глупой и грязной истории.
— Я жду объяснений, — напомнил Ермолаев со скучающим, кислым видом. — Как было дело?
— Да что сказать? Признаюсь, считал, что дело за давностью списано в архив. Разбирались же!.. К моим рукам не прилипло ни копейки! Чего вам надо от меня, Алексей Терентьевич? Возьмите дело-то.
— Читал. И не раз читал, — Ермолаев показал на толстую папку с пожелтевшими бумажками. — Старика Аккула Биктимерова вызывал. Он заявил, что двух тысяч не брал.
— А раньше не отказывался! — воскликнул Буранбай, сжав кулаки от гнева, ногти врезались в кожу.
— Зато сейчас отказался. И подписался под своими показаниями. Две тысячи у вас имеются в кубышке?
— Откуда?
— Вот видите! — Начальник канцелярии смотрел на Буранбая и сочувственно, и с недоверием. — Если у вас позади такое, хм, неприятное, мягко выражаясь, дельце, то надо бы вести себя благопристойно, разумно, тихо. Вас, господин есаул, назначили старшиной юрта. На этой должности ваш предшественник Ильмурза Ильмурзин, хм, разбогател… А вы булгачите народ, сеете смуту песнями, былинами, сказаниями о Емельяне Пугачеве и Салавате Юлаеве. Да они же изменники! Враги престола! А вы, герой Отечественной войны против Наполеона, воспеваете их.
«Э-э, вон в чем, оказывается, подлинная причина!.. Видно, не только Кахарман, но и его отец Бурангул ополчились на меня. От тех, от давних обвинений я бы легко отбился, но здесь связан узел покрепче!..»
— Взялись мстить мне за песни! — едко сказал Буранбай.
— Нет, зачем же, — снисходительно ответил Ермолаев, — но мы хотим, чтобы вы, старшина юрта, служили царю по присяге, не развращая молодежь, а напротив, воспитывая ее в духе верноподданичества и послушания.
— Совесть моя чиста! — воскликнул Буранбай. — Вам не удастся меня очернить!
Чем сильнее он горячился, тем ласковее говорил Ермолаев:
— Да поймите же вы наконец, мы желаем вам добра! Упрямством вы причиняете себе лишь вред.
— Алексей Терентьевич, я поступаю так, как подсказывает мне совесть, — уныло повторил Буранбай.
Начальник канцелярии встал, закрыл ключом ящики стола, взял папку с бумагами и ушел, кивнув старшине:
— Подождите меня здесь!
Буранбая охватили мрачные предчувствия. Положение почти безвыходное. Бурангул и его сынок Кахарман пойдут теперь на все — на клятвопреступление, на подделку документов, на поиски лжесвидетелей, чтобы погубить его. Старик Ильмурза там, в ауле, все заранее учуял и недаром предостерегал. А Фатима, злая и коварная, сорвет свою женскую обиду на Буранбае — как же, отверг ее домогательства, посмеялся над ее красою!.. Она враг пострашнее и мужа-пьяницы, и свекра. На кого опереться Буранбаю? Кто его защитит? Раз начали привязываться, преследовать, не жди ничего хорошего. И Кахым-турэ нету… Жизнь — сложная. Как же добиться правды? Начальники вертят законами, а Волконский постарел, в кантоны не заглядывает, в докладах его обманывают, а он своим подчиненным верит.
Вернулся Ермолаев быстрыми шагами, швырнул на стол папку с бумагами, движения — резкие, глаза — непроницаемо-острые.
— Дело передано в суд. Дальше не мне разбираться в вашем злодеянии, а суду. Признано целесообразным разместить вас, старшина, в казенном доме. И там, в одиночестве, вспомните все получше, обдумайте поглубже. Советую вам по-дружески.
— О каком казенном доме говорите?
— О тюрьме, вестимо.
— Не имеете права! — крикнул в сердцах Буранбай и схватился за эфес сабли, но тотчас усмирил себя, свой гнев: сопротивляться наивно — за дверью конвойные.
— Не скрою, в тюрьму привезут и бывшего начальника Шестого кантона Биктимерова, и старшину Второго юрта Ибрагима Айсуакова, и бывшего командира Четырнадцатого башкирского полка Юлбариса Бикбулатова.
Опустив голову, Буранбай вышел в коридор, где его поджидали урядник и два конвойных казака.
На крыльце встретился начальник Девятого кантона и быстренько посторонился, словно боялся задеть опального старшину своим кафтаном.
— Агай, ты же знаешь, что совесть моя чиста! — сказал Буранбай. — Спаси от позорного обвинения.
— Вини в позоре свой длинный язык, — буркнул Бурангул и торопливо проскользнул в дом.
Урядник прикрикнул: