— А правда ли, что Кахыма отравили? — спросил кто-то из участников собрания.
— Я, как вы знаете, юрист и верю лишь документам. А документов о его умышленном отравлении по чьему-то приказу нет. Ходят в народе легенды, что он дерзкими речами возмутил кого-то из сильных мира сего и будто с ним из-за этого расправились.
— Кто же тогда его заменит?
— Надо искать среди молодых башкирских офицеров, старшин, сотников. Видимо, придется подделать подпись губернатора Эссена и объявить мобилизацию в один-два-три полка старослужащих и новобранцев, а когда полки придут из кантонов в город — освободить из тюрьмы Буранбая.
— А он надежный?
— Без сомнения! — твердо сказал Кудряшов. — Потому я и прикладываю все усилия, чтобы его не отправили в ссылку.
— Но этого недостаточно!
— Совершенно верно! И я полагаю, что нам следует без спешки, осторожно расставить всюду своих людей: в штаб Оренбургского корпуса, в линейный гарнизонный полк, в артиллерийскую бригаду, в губернскую канцелярию. В полицию во всех городах. Надо установить связь с политическими ссыльными Кожевниковым, Заневым, участниками восстания в Семеновском полку, которые служат рядовыми в нашем крае, рассеяны в разных полках и на границе.
— Разрешите.
— Прошу, Василий Павлович.
К столу вышел офицер средних лет с худощавым серьезным лицом.
— Колесников, — представился он. — Эти годы я постоянно беседовал с унтер-офицерами и наиболее развитыми, грамотными солдатами. Не сразу, но исподволь выяснял их настроения. Да, батальон пойдет за нами. А дальше что делать?
Собрание оживилось:
— Вот-вот, что далыне-то делать, ежели в Оренбурге удастся захватить власть?
— Да, именно так: арестовали губернатора, а дальше?..
Кудряшов не задумывался, ответил сжато, продуманно — значит, подготовился:
— Снять недоимки по налогам. Уничтожить положение о кантонных кордонах, вернуть башкирам вольности и земли. При помощи Буранбая собрать башкирские полки. Идти с полками на Казань, попутно ликвидируя крепостное право, отдавая крестьянам помещичью землю. На Урале улучшить оплату труда мастеровых.
Всем план понравился, но, взволнованные бурными разговорами, призывами к освобождению, собравшиеся, видимо, не прикидывали в уме, а хватит ли сил, чтобы осуществить столь дерзкий замысел…
— Теперь надо выбрать председателя.
— Позвольте, Петр Михайлович, да вы же и без того председатель! — удивился Колесников, и его все поддержали:
— Зачем нам менять председателя?
— Мы вас уважаем!
— Доверяем!
Кудряшову было приятно это слышать, но он напомнил, что состав общества сильно изменился, многие члены заявили о выходе, и надо либо подтвердить его полномочия, либо выбрать нового председателя.
Единодушно выбрали председателем Петра Михайловича.
Он поблагодарил за доверие и привел к присяге новых членов тайного общества:
— «Именем всемогущего Бога!.. Принимая звание члена Оренбургского тайного общества, клянусь не открывать никому существование оного, повиноваться власти выше надо мной поставленной, быть готову на все обществом и властью мне повелеваемое, хотя бы это клонилось к разрушению собственного моего счастья. Ежели же не исполню хотя одного из условий, мне предлагаемых, то да лишусь я спокойствия, счастья всех милых сердцу и да разразится гром небесный над головою клятвопреступника», — строго читал Кудряшов, а за ним, в чистоте сердца, взволнованно повторяли новообращенные в святое дело освобождения.
17
Вернувшись домой с подпольной сходки общества, Кудряшов долго не мог успокоиться, шагал по своей маленькой комнатке, вспоминал мельчайшие подробности собрания, улыбался, представляя, как по оренбургским улицам поведут пешочком, с сорванными эполетами, ненавидимого всеми губернатора Эссена, как он объявит на площади у кафедрального собора народу о свержении царя, об установлении народовластия. Петр Михайлович верил молодым офицерам, пришедшим в общество, прекраснодушным, бесстрашным, гневно отвергавшим крепостное право… Дворяне, обер-офицеры, и такие чистые, некорыстолюбивые, отзывчивые, к солдатам относятся уважительно, как к людям, а не как к серой скотинке. Дружинину, Данькову, Шесталову всего по девятнадцати, Ветошникову, Старкову стукнуло двадцать два, а «старичку», так его называли, Тяптикову — тридцать три. Словом, в полках есть надежные люди, которые станут командирами армии Освобождения. Но башкирские казаки… Признают ли они своим вожаком Буранбая? Вот за Кахымом джигиты пошли бы в огонь и воду.