На своей родине эльфы, воюя, поднимались в чинах, они командовали отрядами, или же наоборот, оставались рядовыми воинами, но им хотелось чего-то большего, и они покидали своих (эльфов) и уходили на север. Там они подчинили некоторые селения тигтарцев и стали звать на эти «открытые земли» своих друзей: как эльфов, так и людей. И люди приходили на их зов. Впрочем, эльфы тоже. Что гнало людей вслед за честолюбивыми эльфами, вечными искателями приключений? Вождь не понимал. Но все люди, пришедшие за эльфами, смотрели на них снизу вверх, как на совершенство. Они покинули родину, забыли свои страны и мечты, их что-то манило в высоких, прекрасных эльфах, которые так умели ПОВЕЛЕВАТЬ.
. .
Пёс спокойно слушал и ел. Ему, как другу, вождь, может, и не доверял — слишком хитрый; но знал, пёс никакой тайны не выдаст, пытай его, подкупай, обманывай, всё равно от него кроме лая и рычания ничего не услышишь, по той простой причине, что собаки говорить не умеют…
Вождя прорвало. С ним это периодически бывало:
— Ты думаешь, что я не знал этого? Знал. Эльфы пройдут везде и всегда, (а в тыл тем более). И их не поймать. Так же как и не победить. Ты думаешь, мы победим? Нет, мы погибнем. Думаешь, бастионы устоят? Нет, они падут. И единственное, что нам остаётся — это умереть смертью храбрых, — говорил он, смотря в умные собачьи глаза…
. .
Всё ближе и ближе ледяная стена, и блестящие зубья уже отчётливо видны. На много десятков локтей возвышались бастионы, за пять сотен шагов можно было обстреливать с них из луков, за семьсот из машин. Прошли времена, когда при первом выстреле эльфов из машин разбегались тигтарцы. Фаганд скрепил два рога шерстистых носорогов, поставил на доску и прибил к ней, из многих жил сделал тетиву и так появилась первая машина тигтарцев. «Была она громадна, громоздка, тяжела и неудобна, стреляла же камнями малыми, на расстояние недалёкое» — как позже записывал в восьмом томе своих воспоминаний о войне тигтарцев и эльфов Ралд. Детскими игрушками казались эти камнемёты по сравнению с эльфийскими стреломётами, катапультами и другими орудиями! Как тоненькие веточки ломались тигтарские камнемёты от попадания южных катапульт (эльфы никогда не промахиваются), а гигантские стрелы, мчавшиеся над самым снегом, косили десятки тигтарцев. Страшной силой обладали эльфийские метательные машины, страшной силой обладало их оружие; ужасно было их умение гипнотизировать противника, заставляющее людей падать на колени, но ужаснее всего было умение управлять…
Ралд последнее время с повышенным интересом наблюдал за Толгоном: Толгон сам не свой, побледнел, все чаше задумывался. Днем он был одним человеком: храбрый боец, умелый командир из благородного рода, доблестно сражающийся против захватчиков, смелый, самоуверенный, отчаянный… Но ночью он в последнее время становился совсем другим: долго не мог заснуть, а когда это наконец удавалось, то метался на медвежьей шкуре и бредил. Часто вставал, разжигал костёр и часами смотрел на огонь. Ему снились сны, но что в них было, Ралд не знал.
. .
Толгон был высокий, красивый, похожий на эльфа. Эльфов он ненавидел, как и всякий свободный тигтарец, но в глубине души эльфы были для него привлекательны и заманчивы, что он скрывал от всех, в том числе и от себя. Но шила в мешке не утаишь, его любовь к эльфийским узорам, ножам, повадкам, которые он подсознательно копировал, делали своё дело и не улучшали к нему мнения вышестоящих. Их критика в его адрес встречала отпор, то есть чем больше его в эльфийских повадках упрекали, тем больше ему (в глубине души) на эльфов похожим стать хотелось.