— Вот я и спел свою лучшую песню, — сказал Василий Васильевич Житнухин, когда узнал, что его произведения получили отличную оценку в укоме партии.
С тех пор прошли десятилетия. Новая жизнь давно утвердилась на славной важской земле. Новые песни поют хлеборобы. Величественные памятники установлены создателю нашего государства и в Верховажье, и в Вельске. Но о первых на Севере бюстах Ленина, созданных народным умельцем, помнят до сих пор.
Нет, не пропали без свести творения гончара-скульптора из верховажской деревни Сомове Поиски их в канун столетия со дня рождения Ильича и привели нас в музей города Вельска Архангельской области.
— Мы имеем три скульптурных портрета работы Василия Житнухина, сказала директор музея Лидия Афанасьевна Малахова. Два бюста Ленина и один А. С. Пушкина. Разве проявление народной любви к Ильичу может пройти?
В БОЯХ ЗА РОДИНУ
СЕВЕРЯНКА
(Документальная повесть)
ЧЕРНЫЕ НОЧИ СУМЩИНЫ
Осенние ночи на Сумщине, пока не выпал снег, спускаются на землю рано и внезапно. А в ту тревожную осень 1941 года города и села к тому же не светились ни одним окошком.
В одну из таких мертвых ночей в город Ахтырку со стороны Лебедина вошла невысокого роста, щупленькая, чернявая девушка с небольшим чемоданчиком в руке. В городе вот уже несколько дней свирепствовали гитлеровцы, их патрули наводняли улицы, везде раздавались выстрелы.
Девушка с чемоданчиком благополучно добралась до дома номер тридцать восемь по улице Крылова, оглянулась по сторонам и осторожно постучала. Чуть погодя за дверью раздался густой мужской голос:
— Кто там?
— Скажите, пожалуйста, это дом номер восемьдесят три? — спросила девушка.
— Нет, это дом номер тридцать восемь, — ответил мужчина.
— Простите, я спутала цифры.
Звякнула щеколда, мужчина радушно пригласил:
— Входите. — Помолчав, спросил: — Давно?
— Несколько часов назад.
— На парашюте?
— Да.
— Следов не оставили?
— Надеюсь, нет.
— Багаж?
— В лесу, — ответила девушка.
— Хорошо, — сказал мужчина и только теперь представился: — Михайленко Филипп Андреевич.
— Ася, — сказала девушка. — Я вас знаю. Заочно.
— Пока этого достаточно. Э-э, — прибавив в фонаре свет, протянул вдруг мужчина, — сколько же вам лет?
— Двадцать.
— Есть хотите?
— Нет.
— Тогда — отдыхать. На чердаке место приготовлено. Утро вечера мудренее.
Оставшись одна, Ася ощупью разделась, сунула под жесткую подушку маленький пистолет, накрылась байковым одеялом. Внизу, в хате, что-то стукнуло, потом раздался певучий женский голос:
— Кто это к тебе приходил?
— Родственница. Дальняя, — равнодушно ответил Михайленко. — Я ее отправил спать на горище. В хате-то места нет.
Все стихло. Лишь изредка тишину нарушало гудение вражеских самолетов, летевших бомбить осажденный Харьков.
Несмотря на страшную усталость, Ася долго не могла уснуть. Впечатления дня и ночи стояли перед глазами, волновали, заставляли вновь и вновь переживать минувшее. Да, отныне она для окружающих будет дальней родственницей Филиппа Андреевича, прибывшей из города Сумы.
КРАЙ ДЫМНЫХ РОС
— Девочки, какой я родничок нашла! Вода вкусная-превкусная, аж зубы ломит.
Они теребили колхозный лен. Стояла невыносимая жара. Земля так затвердела, что, казалось, корни пожелтевших растений впаяны в камень. У школьниц сильно ныли натруженные спины, саднило намозоленные руки, а головы наливались свинцовой тяжестью. Хотелось пить.
— Где родничок? Показывай!
Люба повела девочек на конец поля. Около небольшого камня-валуна выбивалась из-под земли небольшим вьюночком хрустальная вода. По краям маленького углубления росли незабудки. Они были влажные и холодные, хотя вода из родника не выплескивалась: уровень ее в углублении был всегда одинаков. Хрустальный вьюночек, выбившись из-под земли, вновь уходил в нее.
Девочки напились воды. Она и впрямь оказалась вкусной и холодной: усталости как не бывало.
Любе вспомнились слова матери: «Главное, успеть вытеребить, обмолотить и разостлать лен под августовские росы». И она сказала девочкам: