Через двое суток, под вечер, у квартиры Голубенко остановилась подвода.
— Хозяйка! — крикнул коренастый хлопец. — Тебе дрова?
— Да, мне, — отозвалась Дуся.
— Тогда помогай разгружать.
Помочь вышла и Ася. В хлопце она узнала сына Михайленко.
А еще через сутки, в двенадцать ночи, с чердака дома номер шесть по улице Садовой была отправлена в эфир закодированная радиограмма. В конце ее стояло «Лили».
ДВАЖДЫ ДВА — КОВАНЫЙ САПОГ
Три дня в Ахтырке валом валил снег. Все кругом побелело: улицы, дома, деревья, заборы. Тяжелые снежные шапки клонили к земле ветки осокорей, вязов, яблонь и редких берез. Ася ходила и радовалась: глубокий снег и легкий морозец напоминал далекую родину. Вот уже несколько дней она открыто разгуливала по городу, знакомилась с улицами, парками, скверами, все изучала и запоминала.
Радовало разведчицу еще и то, что ей разрешили проживать в городе, поставили на учет и выдали соответствующий документ. О том, как Ася ходила в полицию, Дуся просила рассказывать еще и еще и каждый раз заливисто смеялась.
— Так этот сморчок и сказал: «Дуськи из Нардома сестра?» — переспросила Голубенко. — А потом?
— Не ужиться, говорит двум красоткам под одной крышей. Глаза друг другу из-за ухажеров выцарапаете.
— Вот свинья.
— Он тебе знаком?
— Многих знаю. Там и тот служит, который сватался. Заместитель начальника уголовно-политического отдела. Чирьяк. Ох, раздавить бы его.
И Дуся, всегда веселая Дуська, побледнела, пальцы ее, огрубевшие от каждодневной стирки, сжались в кулаки.
— Мама, не надо! — крикнула Людмилка.
Ася впервые видела подругу такой.
— Садись, расскажу, — придя в себя, сказала Голубенко. — Он не местный, из Днепропетровска. Как появился в Ахтырке — не ведаю. До войны занимал ответственную должность. Любил ходить в Народный дом, выступал. Признавался потом — из-за меня ходил. Год моей тенью был. Но не лежала к нему душа. Потом просто возненавидела. Теперь знаю — почему.
Дуся смолкла. Ася видела, что ей тяжело ворошить прошлое.
— За полмесяца до прихода немцев он исчез, — продолжала Голубенко. — Встретила его на третий день оккупации. В форме полицая, довольный, улыбающийся. Подошел, поздоровался.
— Не рада? — спрашивает.
— А я думала, что ты ушел в лес, — вырвалось у меня.
— Ты думала, что дважды два — четыре, а выходит — кованый сапог.
— Вижу, сапоги на тебе кованые, немецкие.
— Забудем прошлое, надо жить настоящим.
— И будущим.
— Я думал, встретил Дуню, а выходит — Евдокию Степановну. До более теплой встречи!
Голубенко замолчала.
— Теперь встречаешь?
— Проходу не дает.
— Как его фамилия?
— Дыбарский. Иван Иванович Дыбарский.
— Дуся, этот человек нам очень нужен, — спокойно сказала разведчица.
— Зачем же?
— Слушай меня внимательно…
…Дыбарский пришел вечером. Молча поставил на стол две бутылки самогона.
— Грабленый? — спросила Дуся.
— Реквизированный.
— Это все равно.
— Дала согласие — готовь закуску, — примирительно сказал Дыбарский. — Как говорится, забудем старое, устроим прежний лад.
Полицай уже был изрядно «на взводе». Ася это сразу заметила, когда вышла из соседней комнаты. Был он среднего роста, низколобый и угрюмый.
— Моя сестра Ася, — сказала Голубенко.
Дыбарский скоро напился, и Дуся без церемоний выпроводила его на улицу.
— Дуся, не можешь ли ты с ним вести себя поаккуратней? — спросила разведчица.
— Ох, Ася, противно-то до чего!
— Потерпи.
— Хорошо. Попробую.
Заместитель начальника отдела полиции с тех пор стал частенько бывать на Садовой. И всегда выпивши.
— Туговато, видать, живете, — кивнул он однажды на картошку с луком.
— Туже некуда. Работаю одна. Хотя бы помог сестре устроиться куда-нибудь.
Дыбарский вскинул на Дусю глаза:
— Ты это серьезно?
— Конечно.
На второй день Дыбарский пришел раньше обыкновенного, но, как всегда, нетрезвый.
— В фельдкомендатуру требуется уборщица, — уходя, безразлично сообщил он. — Работа пыльная и безденежная. Если сестра согласна, пусть завтра приходит.
«Так ведь это гестапо, гестапо…» — Сердце разведчицы забилось радостно и тревожно.
В ЛОГОВЕ
Вот уже месяц разведчица работает в гестапо. На новую уборщицу, казалось, никто здесь не обращал особого внимания. Отправляясь в фельдкомендатуру, Ася надевала черную юбку, латаную кофточку, по-бабьи повязывала платок. На работе, словно бы невзначай, пачкала себе лицо.