Кулаки же, а их в селе было много, решили сгноить зерно, но не сдать ни фунта.
— Будем хлеб искать, — сказал комиссар. — Конфисковать, соблюдая революционную законность.
Начали обходить дворы побогаче. У комиссара был список, у кого из сельчан сколько имеется земли и, значит, по нему можно судить о зажиточности. Но обыск в первом же богатом доме не дал желаемых результатов. Хозяин еще накануне ночью спрятал зерно в ближайшем, заросшем вереском овраге.
— Значит, излишков хлеба нет? — спросил комиссар кулака.
— Видит бог.
Подошли к следующему пятистенку. В нем тоже излишков не оказалось. Уже хотели следовать дальше, как один из продотрядовцев, только что вернувшись с улицы, что-то на ухо шепнул комиссару.
— Хорошо, — кивнул комиссар. — Проверьте.
Несколько бойцов, прихватив в сенцах хозяйскую лопату, направились на задворки. Там они и обнаружили около пятидесяти мешков ржи и ячменя, зарытых в землю.
— Видит бог, хлеб есть, — озорно подмигнул комиссар трясущемуся от бессильной злобы хозяину.
— Безбожники! Антихристы! — кричал кулак, видя, как грузят мешки с зерном на подводы.
— Ты, дядя, потише, — пригрозил ему один из бойцов. — Люди с голоду пухнут, а ты хлеб зарыл.
Следующим был дом одноглазого Ефима Гурнова. В нем продотрядовцы почему-то задержались недолго, а сразу направились на задворки дома Клима Ознобишина. «Все, теперь я пропал, — упало сердце Клима. — Арестуют, а семья умрет с голоду». Но все-таки Клим, помедлив, решил выйти к продотрядовцам. Чему быть, того не миновать. На задворках он увидел улыбающихся бойцов, разрытую яму, а в ней два захороненных им, Ознобишиным, мешка зерна.
— И это у тебя… все? — спросил комиссар.
— Все, — опустил голову Клим.
— Зачем же прятал?
Клим молчал.
— Н-да, — помрачнел комиссар. — Детей много?
— Хватает.
— Так ведь этого добра на еду до весны не хватит, — показал на мешки комиссар.
Клим кивнул.
— А сеять что весной будешь?
Ознобишин развел руками.
— Пошли, товарищи, — сказал комиссар бойцам.
«А ведь это соседушка на меня показал, чтоб отвести удар от себя, — догадался Клим. — Вот почему они в его дому долго не задерживались». Что-то непонятное творилось вокруг Ознобишина. Эти страшные большевики оказались вовсе не такими, как о них рассказывают. Ефим-то, Ефимушка-то…
Сбор зерна в селе продолжался. Кулацкий хлеб продотрядовцы находили в земле, в навозных кучах, банях, в лесу, у бедняков, которых богатеи уговаривали похранить на время…
Два дня отряд работал в богатом селе. Наконец, обоз тронулся вдоль посада. На головной подводе — красный флаг. Поравнявшись с избой Клима Ознобишина, обоз остановился. Клим испуганно отшатнулся от окна.
— Эй, хозяин, выходи, — услышал он стук в окно.
— В чем дело?
— Получай, — продотрядовцы свалили с одной из подвод к крыльцу дома Ознобишиных три мешка зерна. — Это тебе на посев. Советская власть вовсе не заинтересована в том, чтобы бедняк век голодал. Вырастет урожай, авось отдашь.
Обоз по пути следования останавливался еще несколько раз. И все у бедняцких хозяйств. Клим недоумевал: «У богатых берут, бедным дают… Может, это и есть та самая советская власть, которой богатеи пугают крестьян?»
ОПЕРАЦИЯ «КАЗАРМА»
На уставший город опустилась морозная ночь. Улицы тихи и пустынны. В окнах обывательских домишек не видно привычных робких огоньков. Казалось, ничто не предвещает беды. Но военком Батенин знал, что тишина эта обманчива, что завтра утром готовится удар по власти рабочих и крестьян в губернском центре.
— Н-нда, — крутнул тонкий ус военком. — Не было печали… Что вы скажете?
Те двое, к кому он обратился, сидели рядом. Один из них, красногвардеец Смирнов, был отчаянно храбр, но не всегда его храбрость сочеталась с трезвым расчетом. Второй, старый большевик Шаршавин, член губкома, имел опыт подпольной борьбы с царизмом. Участник двух революций, он на самые сложные и запутанные вопросы умел находить простые и верные ответы.
— Солдат запугали офицеры, — ответил Смирнов.
— Это верно, — подтвердил Шаршавин, — но во всем виноваты мы, большевики. Надо учиться работать с солдатами и тогда они пойдут за нами. А то поговорили в батальоне, помитинговали и разошлись. Белогвардейская агитация оказалась сильнее революционной.
— Оба правы, — подытожил военком. — Одним словом, по этому вопросу нас вызывают в губком. По дороге думайте, как будем действовать.