— У нас в Долине в таких ящиках перевозят преступников, лорд Хэнред, — тихо заметила Лейлис.
— У нас все наоборот, девочка, — рассмеялся старик. — В закрытых повозках путешествуют благородные, а преступников обычно отправляют ехать верхом на мулах, привязав к седлу. Редко кто из них доезжает до места назначения, разве что по частям.
«Зачем он мне все это рассказывает?!» — подумала Лейлис, закрывая бледное лицо руками.
— Ну-ка посмотри сюда, — велел Хэнред. Он закрыл изнутри створки задней стенки кузова и показал на четыре стальных засова. — Ты зашла внутрь, и тут же должна закрыть их все. Не один, не два, а все, до упора, понятно? И перед тем, как открыть, всегда дожидайся отклика с той стороны. Это еще одна важная вещь, которую надо крепко запомнить.
Лейлис растеряно кивнула.
— В случае беды эти предосторожности, конечно, жизнь никому не спасут, — прибавил Хэнред. — Но дадут немного времени. Чтобы вогнать себе спицу в горло — вполне хватит. Это если все совсем плохо.
Он пересек фургон и снял подвешенный на стенке небольшой стеклянный сосуд, вытянутый как веретено.
— Это феатта, — объяснил Хэнред. — Освещает без огня, хоть и не так ярко, как масляный фонарь. Если слишком тускло, то нужно слегка потрясти, вот так, — он слегка взболтал содержимое сосуда, и оно мягко засияло голубоватым светом.
Лейлис с некоторой опаской взяла сосуд в руку, стекло было совершенно холодным, густая субстанция внутри переливалась, как вода, поймавшая на себе лунный свет.
— А что это внутри? — спросила девушка.
— Не знаю, это мастера смешивают всякую дрянь, вот оно и светится. Только не вздумай разбить, вонять начнет страшно, можно и отравиться, если долго вдыхать. Хотя, стекло-то толстое, так просто не разобьешь… Ну, повесь обратно на крючок.
Лейлис вернула феатту на место, для верности дважды обернув тонкую цепочку вокруг крючка.
— Вот и все, оставляю тебя с твоей служанкой. До Эстергхалла четыре с лишком дня пути, это если гнать безо всяких остановок. Желать приятной дороги, конечно, глупость, так что пожелаю хотя бы не смертельно скучной. Мне еще нужно попрощаться с Джоаром.
Лорд Хэнред вышел из фургона и захлопнул за собой дверцы. Через полминуты стукнул по ним кулаком:
— Я не слышу, чтобы ты закрывала засовы!
Лейлис поспешно затворила все четыре тугих засова и уселась на подушки, прислонившись спиной к своему сундуку. Шилла устроилась рядом, кутаясь в покрывало.
Лорд Рейвин и Джоар Хэнред тем временем негромко разговаривали, стоя возле одной из повозок.
— Уверен, что не поедешь с нами в фургоне? — из любезности спросил лорд Рейвин.
— Уверен, я со своим отрядом возвращаюсь в Фестфорд. Кто-то же должен заняться распределением вознаграждения по прибытии, — ответил Джоар и тут же прибавил: — Конечно, я бы хотел присутствовать на твоей свадьбе, но прежде у меня есть обязательства перед моими людьми.
Рейвин кивнул, соглашаясь с его словами, хоть и подумал, что истинная причина должна быть в чем-то ином.
— Надеюсь, ты не усмотришь в этом оскорбления — ведь от нашего дома будет присутствовать мой лорд-дедушка.
— Я вполне доволен этим обстоятельством, — отозвался Эстергар, заканчивая на этом со всеми формальностями. Джоар не хотел ехать в Эстергхалл, а лорд Рейвин не горел желанием видеть его там — это было ясно обоим. Оставалось только закончить последние приготовления, попрощаться и отправляться каждому в свой путь, хоть пока еще в одном направлении.
Их уже ставшее несколько тяжелым молчание прервал подошедший лорд Хэнред.
— Рейвин, я объяснил твоей южанке, что к чему на тракте. Думаю, она понятливая. Хотя, сдается мне, ничего такого ужасного нет в том, чтобы жениху ехать со своей невестой в одном фургоне, а?
— Я считаю иначе, — процедил сквозь зубы Эстергар и отошел, чтобы дать возможность лорду Хэнреду по-семейному попрощаться с внуком.
Один из солдат отнес в повозку Лейлис и Шиллы корзину с едой, глиняный кувшин с водой и бурдюк сильно разбавленного вина. Риенар Фэренгсен искал, куда бы пристроить менестреля из Верга, и в итоге согласился позволить ему ехать в своем фургоне. В третьем часу после рассвета северяне выдвинулись от стоянки дальше, вглубь Брейнденского леса.
Лейлис казалось невероятным, чтобы одно животное, пускай раза в полтора превышающее размерами тяжеловоза, может тянуть настолько большую и массивную повозку, однако снежная лошадь сразу же взяла галоп, причем такой легкий, как будто и вовсе не чувствовала, что запряжена, и ни разу не сбавила его даже немного, не споткнулась и не остановилась. Отряд Джоара Хэнреда с подводами быстро отстал и меньше чем через час их уже не было видно.
Лейлис сначала подошла к щелке окна и смотрела на сливающийся в сплошную темную полосу лес, однако потом ей померещилось что-то, и она предпочла закрыть оба зарешеченных окошка опускающимися створками. Брейнденский лес окружал и сдавливал, обе девочки испытывали то неприятное чувство, которое бывает, когда ощущаешь спиной чей-то тяжелый, угрожающий взгляд. Это чувство то почти отступало, то снова обострялось, отчего по коже бежали мурашки, а руки непроизвольно начинали подрагивать. Лейлис ясно понимала, почему купцы из Долины и южных княжеств редко забираются дальше Верга, а если и решаются на путешествие по северным трактам, то рассчитывая на десятикратную наценку. Лейлис достала футляр с молитвенными фигурками, в слегка мерцающем холодно-голубоватом свете феатты божки выглядели жутко, лицо Баэля, которому Лейлис хотела помолиться в первую очередь, в резких черных тенях и вовсе приобрело какое-то злобное выражение. А еще нефритовая статуэтка была на ощупь холодной, как лед.
— Шилла, он совершенно холодный, — растерянно произнесла Лейлис, прижимая Баэля к щеке.
Но служанка особым благочестием не отличалась и, как большинство простолюдинов, особого значения изображениям богов не придавала, полагая, что если от высших сил и можно что-то получить, просить надо не у алтарной фигурки, а под открытым небом и у самого божества напрямую и, естественно, не с пустыми руками.
— Это потому что холодно, госпожа, — отозвалась Шилла, не поняв или не захотев понять тот смысл, который вкладывала в это Лейлис.
Футляр с молитвенными статуэтками был убран в сундук и не извлекался оттуда на протяжении всей поездки. Более того, доставать их из футляра Лейлис почему-то не хотелось. Если бы в фургоне в тот момент присутствовал лорд Хэнред, он бы в свойственной ему незамысловатой и понятной манере объяснил, чего стоят все южные боги и куда южане могут засунуть свои статуэтки. На Севере не было ни жрецов, ни храмов, Неизвестному — единственному почитаемому богу — не приносили жертвы и не проводили в его честь пышные обряды, однако вера в него неведомым образом вытесняла все могущие пробраться с юга культы. Тогда Лейлис еще об этом не знала.
Вечером или уже ночью второго дня пути произошло нечто странное. Время Лейлис не могла точно определить, так как перед этим дремала, лежа на подушках и закутавшись в меховой плащ, во всяком случае, было уже темно и сквозь зазоры между створками не проникал ни единый лучик света. Лейлис проснулась от необычного звука, которым был не уже привычный топот копыт снежного скакуна и не скрежет полозьев, а явственный стук в дверцы повозки с той стороны. Лейлис поднялась, еще сонная, и сделала шаг по направлению к задней стенке фургона. В этот момент стук повторился, а девушка замерла от ужаса, поняв, что повозка не только не останавливалась, но даже не сбавляла ход все это время. Лейлис схватила за плечо лежащую рядом служанку, разбудив ее, и тут же зажала ей рот рукой. Какой-то инстинкт подсказывал, что нельзя издавать ни звука. Снаружи снова раздался стук, уже более сильный, настойчивый, потом еще несколько раз, но по-прежнему ни одного членораздельного слова. Даже когда все закончилось, девочки продолжали сидеть, тесно прижавшись друг к другу, не отрывая взглядов от дверец, и Лейлис тысячу раз порадовалась тому, что четыре стальных засова достаточно крепкие. Естественно, спать после такого переживания совсем не хотелось.