— Ну, откроем? — спросил Ратольд, хотя по сути это был не вопрос.
Кристов, уже не пытаясь возражать, передал ему свой меч и взялся обеими руками за туго поддающийся рычаг. Что-то затрещало, заскрипело, и крышка гроба поднялась, почти вертикально. Мерзкий писк многократно усилился, маленькие черные существа на дне саркофага беспокойно закопошились, заметались. Ратольд заглянул внутрь и опустил меч, коротко, но от души выругавшись.
— Поземники… Мелкие наглые твари… Надо сунуть туда факел.
Элейту захотелось рассмеяться облегченно, но смех не шел, застряв где-то в груди. Он несколько секунд смотрел на спугнутых светом шипящих и хлопающих кожистыми крыльями существ, и вдруг понял что-то страшное, какое-то невероятное предположение заметалось на краю сознания, не давая поймать себя и осознать в полной мере.
— Ратольд, это не поземники… — только и смог выговорить Кристов.
Где-то позади щелкнул замок арбалета, и короткий четырехгранный бельт с хрустом вонзился Ратольду в шею, выйдя из горла. Бастард покачнулся и упал навзничь, Элейт не успел его подхватить, рухнув на колени рядом с уже мертвым телом. Вылетевший из разжавшейся руки мертвеца факел откатился в сторону, шипя от соприкосновения с влажной пылью подземелья, и одновременно с этим стрелявший отбросил ставший ненужным арбалет. Кристов вслепую шарил перед собой, пытаясь нащупать рукоять своего меча. В ту секунду, когда ему это удалось, его ударили коленом в лицо, и он стукнулся затылком о саркофаг. Высохшие и твердые, будто скелетированные, пальцы сжали его горло. Элейт не выпустил рукоять меча, но противник коленом придавливал его правое запястье, не давая даже поднять руку. Все, что смог сделать Кристов, уже теряя сознание, — беспомощно схватиться левой рукой за сплетенное из трех цепей ожерелье на шее напавшего.
Когда Элейт перестал дергаться и обмяк, Фержингард встал, брезгливо отряхнул запыленную одежду, поднял так и не потухший факел и вставил его в скобу в стене над саркофагом.
— Спокойно, спокойно, — проговорил он, опуская руку в гроб и поглаживая потянувшихся к его ладони существ по покрытым черной шерсткой головкам. — Разве я позволю пугать вас огнем, мои хорошие?
Лорд Вильморт быстро стянул с Ратольда сапоги, его же собственным ножом, выпавшим из-за голенища, разрезал на убитом всю одежду и, с некоторым трудом приподняв отнюдь не легкое тело, перекинул его через край саркофага.
— Это вам надолго, — сказал он и при помощи механизма снова опустил крышку.
Из гроба раздавался слаженно-радостный писк полудюжины маленьких существ.
***
Сир Кристов Элейт пришел в себя и какое-то время не мог осознать происходящее. Первое, что он почувствовал — это то, что у него болит лицо, и второе — что он лежит абсолютно голый на какой-то деревянной поверхности, а его руки и ноги крепко зафиксированы ремнями. Он инстинктивно задергался, а когда путы сильнее впились в кожу, просто завыл от беспомощности и отчаяния.
Лорд Вильморт Фержингард сидел рядом на стуле и спокойно ждал, когда у его внучатого племянника это пройдет.
— Как самочувствие, сир? — осведомился он, когда Элейт притих.
— Лорд Вильморт, отпустите меня! — Кристов снова безуспешно дернулся и поморщился от боли. — Пожалуйста, лорд Вильморт, отвяжите…
— Скажите мне, что вы делали в склепе? — спросил Фержингард, проигнорировал просьбу.
— Ничего, клянусь вам! Мы только… Ратольд сказал… — Элейт осекся, только сейчас осознав в полной мере, что Ратольд мертв. Снова захотелось вопить и биться.
— Очень неудачное место для прогулок вы выбрали, сир, — произнес лорд Вильморт с сожалением в голосе. Впрочем, было сложно понять, есть ли хоть капля искренности в его сожалении. — И что же вам не спалось?
Юноша молчал, давясь сухими спазмами. Лорд Вильморт взял смоченный в холодной воде платок и приложил к сломанному носу Кристова.
— Вы меня поставили в крайне неудобное положение, — продолжал Фержингард. — Мне пришлось убить вашего… хм… товарища, и теперь придется что-то делать и с вами.
— Зачем вам это все? — простонал Элейт. — Разве мы причинили вам какой-то вред или нанесли оскорбление?
— Успокойтесь, будьте добры, — презрительно бросил Фержингард. — Разве я сказал, что вы в чем-то виноваты? Только в том, что полезли туда, куда вам лезть было совершенно необязательно. В этом, допустим, я сам до некоторой степени виноват. Вы, сир Кристов, не доставляли мне проблем в ваши прошлые визиты, но я не подумал о том, что ваш спутник может сподвигнуть вас на нечто безрассудное.
Он надолго замолчал, задумавшись. Элейт чувствовал, что именно в эти минуты решается его дальнейшая судьба, внутренне ему хотелось скулить и умолять, но головой он понимал, что с лордом Вильмортом это не поможет, а скорее только навредит.
Фержингард поднялся, подошел к длинному, во всю стену, стеллажу, заполненному книгами, свитками, колбами и разного рода драгоценными изделиями. Взяв небольшой футляр из черного дерева, вернулся к столу, к которому был привязан юноша. В футляре, обитом изнутри бархатом, лежал кинжал с золотой рукоятью и причудливо изогнутым лезвием. Элейта затрясло.
— Скажите, сир Кристов, ведь вы любопытны? Ну, хотя бы самую малость? Вам ведь интересно узнать, что за существ вы видели внутри саркофага, откуда берется «бледное золото» и куда я прогуливаюсь? Интересно, не правда ли? — весело спросил Фержингард, глядя в бледное и перекошенное от ужаса лицо юноши. — А честолюбивы? Хотите получить этот замок? Нет, не надо отрицать — мы же оба это понимаем. Честолюбие у нас, северян, в крови, а вот лицемерие нам чуждо… Ну, хотите? Так получите, почему бы нет. Мои дети, по понятным причинам, не могут управлять владениями, а вы сможете. Не вижу причин не отдать вам Кейремфорд, после того как я сам сяду в Эстергхалле.
Фержингард взял кинжал в здоровую руку и приставил острый кончик лезвия к тонкой коже над ключицей.
— Постарайтесь не дергаться, — посоветовал он, делая первый надрез. — Важно, чтобы все вышло аккуратно. Для них важно, понимаете? Они видят мир не так, как мы. Мы видим предметы и явления, а они видят символы. Но они видят их везде. Для них все — символы.
Не отвлекаясь от объяснений, Фержингард вырисовывал на теле юноши кровавые знаки с такой легкостью, будто водил пером по бумаге.
— Руны — это символы, золото — это символ, кровь… вы знаете, например, что абсолютно каждый благородный северянин является потомком Эстерга Великого? И вы, и я, и моя жена, и даже наш общий знакомый — бастард брата лорда Тальмерта из Старой Мочажины, даже в нем была пара капель крови Эстерга… Но я отвлекся. Они видят только символы, потому что для них все — символы. А для нас, людей, символы лишь то, что мы сами выберем в качестве таковых, как правило, то, что для нас ценно. Обмениваясь символами, мы можем с ними общаться. Понимаете, о чем я? Нет? Ну, поймете, когда я вас с ними познакомлю.
Свою лабораторию, удобно устроенную в северной части второго этажа, лорд Вильморт покинул лишь под утро. Недалеко от входа в лабораторию располагались две почти одинаковые двери, ведущие в одинаковые маленькие комнаты без окон, куда никто, кроме лорда, не имел права заглядывать. Обе двери запирались снаружи на замки, а ключи от них лорд всегда носил с собой. Единственная разница заключалась в том, что у первой двери внизу было специальное окошко, которое открывалось по мере надобности, а затем закрывалось снаружи на засов. Каждый день Фержингард брал принесенный слугами поднос, на котором стояли, как правило, только миска с едой и кружка воды, и сам отправлял его через окошко в камеру, после чего запирал засов. Из камеры никогда не благодарили. Тот, кто там сидел, вообще не владел человеческой речью.