За ужином Эстергар осведомился у хозяина, как часто беспокоят его существа, выползающие из леса, и как он справляется с ними.
— Все идет своим чередом, милорд. Редкой ночью не слышно ни воя, ни рычания. Гули и мертвяки, бывает, бродят у стены, но почти никогда не пытаются перелезть через нее. Поземников много, особенно зимой, ищут, где потеплее. Но вся эта нечисть меркнет перед другой напастью…
— Что же это? — удивился Эстергар.
— Женихи, — хмуро ответил Ходд. — У меня пять дочерей, все красавицы. Не в меня пошли, а в мать. Летом и недели не проходило, чтобы кто-нибудь не посватался к ним. Был даже один старик, вы представляете, милорд, старше меня, предлагал мне за младшенькую десять золотых. Но у меня свои условия. Если кто хочет поторговаться за моих девочек, пусть сначала дерется со мной на палках или в рукопашную и попробует сбить с ног.
— Так вы своих дочерей вовсе без мужей оставите, — усмехнулся Рейвин.
— А потом, — продолжал Ходд, — тот, кому удастся меня одолеть, пусть живет здесь месяц, по ночам обходит хозяйство и следит, чтобы никакая падаль не лезла. Если и тогда хорошо себя покажет, я приму любой выкуп, но чтобы дочки решали сами, за кого идти, а кому отказать.
Едва встали из-за стола, сир Денгвар начал торопить ехать дальше. До Приразломной башни всего несколько часов верхом, но желательно было успеть до полуночи, чтобы спокойно переночевать, и утром преодолеть последнюю лигу от башни до родового замка Фэренгсенов.
Лейлис ехала между Рейвином и сиром Денгваром, оба они молчали, заставляя ее нервничать и чувствовать себя неловко. Тогда, в доме Ходда, при свечах, когда сир Денгвар снял свой медвежий плащ и размотал шарф, Лейлис разглядела, что не так у него с лицом — правую сторону, от отсутствующего уха и до уголка рта, пересекал ужасный шрам, больше похожий на незаживающую рану, разъеденную морозом. Все уродливые шрамы, которые Лейлис видела до этого, выглядели по сравнению с этим как украшение. Периодически Денгвар доставал из поясного мешочка баночку с жаркой мазью и безжалостно втирал обжигающую субстанцию в края раны, морщась при этом от боли. Лейлис смотрела на него со смешанным чувством страха, отвращения и жалости. Могло показаться, что сир Денгвар тоже странно смотрит на леди Эстергар, однако он ничего не говорил, кроме дежурных комплиментов ее красоте при знакомстве.
— Вы и вправду так хороши, как о вас рассказывали, миледи, — сказал он тогда, но тон его был тяжелым, будто эти слова стоили ему неимоверных усилий. — Вы похожи на мою жену.
— Она тоже южанка? — Лейлис немного растерялась.
— Нет. Но она тоже была молода и очень красива.
— Что с ней случилось? — не удержалась от вопроса Лейлис, хотя лучше было бы кивнуть и промолчать.
— Я ее убил, — очень спокойно, тем же тяжелым тоном ответил сир Денгвар.
— Она… она была вам неверна? — пролепетала Лейлис, вмиг похолодев под всеми своими мехами.
— Она была лучшей женщиной из всех, — отрезал он.
Только позже, уже недалеко от башни, он вдруг снова решил заговорить, безо всякого предупреждения, будто темнота, шум ветра и хруст снега под копытами лошадей заново пробудили его воспоминания и подтолкнули к откровенности.
— Он сказал, что заберет их обеих, — глухо и без выражения начал сир Денгвар. — Кейра была беременна. Он сказал, что заберет обеих. Ее и дитя… Я не позволил ему их получить. Я был уверен, что он убьет меня… но он только нанес мне рану. Прошло три года, но она не затягивается. С тех пор я часто езжу через лес по тракту. Хочу снова встретить его… я бы спросил, почему он позволил мне остаться в живых. Может быть… я тогда узнаю… как такие, как он, смеются.
К счастью, на этот раз какое-то внутреннее чувство заставило Лейлис промолчать. Она услышала сира Денгвара — это было самое важное, и ни в каких ее словах он не нуждался.
Следующим утром, таким же солнечным и морозным, как в день отъезда из Эстергхалла, Лейлис заставила себя забыть обо всех страшных вещах, и вспомнить, наконец, что едет в самый красивый замок на Севере — а может быть и во всем мире — чтобы присутствовать на свадьбе лучшего друга своего мужа. Даже Рейвин заметно повеселел, когда разглядел в утренней дымке знакомые силуэты узких и высоких светло-серых башен со шпилями.
Фэренгхолд расположился на высокой скале над шумным водопадом и казался каким-то чужим, слишком воздушным, слишком изящным и светлым для Севера. Сам по себе замок представлялся совсем небольшим, особенно по сравнению с твердыней Эстергхалла, но основная его часть уходила внутрь гигантской скалы, пронизывая ее тоннелями и коридорами на сотни футов в глубину. Почему это место считалось самым красивым на Севере, Лейлис поняла, когда оказалась внутри, миновав ворота с чеканным гербовым знаком рыбы, покрытым разноцветной эмалью. Первое открывшееся взору помещение было просторным и непривычно светлым; вместо вечных черных балок и каменного потолка, на высоте более тридцати футов сиял прозрачный купол, сквозь который проникали солнечные лучи. Окаймляющие зал два этажа галерей с балюстрадами, изящными аркадами и резными колоннами сходились к главной лестнице из белого мрамора. Ступени ее были настолько широкими, что на них можно было бы спокойно лежать, как это и предпочитали делать люди Империи, по традициям которых и был построен северный замок. Ни одно другое место на Севере не сохранило столь много воспоминаний о погибшей великой цивилизации. В отличие от Эстергхалла, где каждый барельеф изображал непременно сцену сражения, стены Фэренгхолда украшали бесчисленные стайки танцующих и купающихся девушек, играющих детей и юношей с музыкальными инструментами. Вместо простых и привычных прямоугольных орнаментов по белоснежным колоннам спиралями и волнами поднимались витиеватые цветочные узоры, инкрустированные цветными камушками. В центре зала, почти у подножья лестницы, стояла восхитительно-непотребная скульптура из розового мрамора, изображающая двух ласкающихся обнаженных девушек.
Глава дома Фэренгсенов и хозяин замка спустился с галереи, чтобы встретить прибывших. Было видно, что спуск даже по таким ступеням дается ему довольно тяжело, так как при каждом шаге ему приходилось опираться о руку своей более молодой супруги. Лорд Эрвиндор еще носил меч, как и положено, но вряд ли ему хватило бы сил воспользоваться им при необходимости. Его почтительный поклон получился более похожим на кивок, а протянутая для рукопожатия рука заметно дрожала.
— Милорд, миледи, я рад принимать вас в моем замке, — голос у лорда Эрвиндора был по-прежнему очень приятный, сильный. — Мне приятно наконец-то увидеть вас, миледи.
Лейлис сама протянула ему руку для поцелуя, чтобы не заставлять снова наклоняться.
— Позвольте представить вам мою семью. Это моя жена, леди Ингигерда, — он коснулся плеча супруги, и та ловко и почти незаметно поддержала его под руку. — Это мои дети. С Риенаром вы знакомы, а это Айрис.
Леди Айрис Фэренгсен была годом младше своего брата Риенара, но они были так похожи, что их можно было принять за двойняшек — одного роста, оба очень тонкие и изящные, с одинаковыми синими глазами и светлыми прямыми волосами. Она была одета в белое платье с темно-синей атласной оторочкой и тонким пояском, расшитым лазуритами, а крупная сапфировая брошь сбоку на лифе указывала на то, что Айрис в семье любимый ребенок. Детская улыбка, кажется, не сходила с ее миловидного личика, а в глазах при взгляде на Лейлис играло веселое любопытство.