Выбрать главу

Разобравшись со всеми приготовлениями к походу на Юг, Рейвин снова стал напоминать жене о ее обязанностях и потребовал, чтобы летние комнаты замка были закрыты, а слуг и рабов переместили в общие помещения для сна и работы, разумеется, раздельные для мужчин и женщин. Когда Лейлис впервые прибыла в Эстергхалл по весне, все помещения, несмотря на последние холода, уже были открыты и использовались, поэтому она понятия не имела, какие комнаты принято опечатывать на зиму и где селить прислугу. «Узнайте, как делала моя мать, и делайте так же — наверняка будет хорошо», — ответил Рейвин. Сам он не помогал и не давал конкретные советы по тем вопросам, которые считал обязанностью хозяйки замка, а не лорда. «Послушайте, миледи, — говорил он, с трудом сдерживая раздражение, — в ваших заботах только Эстергхалл со всеми пристройками и челядью. В моих — еще два замка, четыре крепости и дюжина башен. И у меня нет родичей, которым я мог бы поручить осенний смотр. Я должен буду ехать сам, и это займет несколько недель. Не давайте мне оснований думать, что на вас нельзя положиться на время моего отсутствия».

И он уехал, оставив жену наедине с новыми для нее заботами. Теперь она поняла, почему леди Бертраду так редко можно было застать в ее собственных покоях — чтобы хоть что-то выполнялось, необходимо было точно помнить, кому, что и когда было приказано, и неустанно следить за исполнением. В этой всеобщей суете и занятости некому было приглядеть за Криансом.

Когда во дворе разбирали летний загон для свиней, мальчик бегал вокруг, наблюдал за интересным для него процессом, помогал и мешался работникам, как только мог. Когда он вернулся в замок, в его ботинках до краев хлюпала слякоть. Он вылил из них воду, но не удосужился просушить обувь у огня и сменить чулки. Уже к вечеру он кашлял, а на следующий день слег с лихорадкой. Лейлис только за обедом заметила его отсутствие.

Сразу позвали замкового лекаря, тот подошел к постели Крианса, посмотрел на него, дотронулся до влажного лба и равнодушно констатировал очевидное:

— Этот ребенок простудился, у него жар. Снова, как и каждый год.

— Так лечите его! — воскликнула Лейлис.

— Я хирург, а не знахарка. Я не лечу простуды. К тому же это бесполезно. Слабый ребенок — все равно что старик, что ни делай, он не станет здоровым.

— Скажете это своему лорду, когда он вернется?

Лекарь пожал плечами:

— Его нужно раздеть, обтереть влажной тканью, давать тьянку с медом и мясной бульон, когда сможет сам пить. Любая служанка справится с этим.

«Точно, точно, он все верно говорит, — лихорадочно соображала Лейлис, суетясь вокруг Крианса. — Только нужно было делать это раньше. Боги, почему я не заметила раньше, почему я не заметила вчера… тогда бы, может быть, ему не было так плохо». Она громко позвала кого-нибудь, поблизости оказалась только девушка, которая прибиралась и разводила огонь. Вдвоем они выпутали Крианса из покрывала, в которое тот завернулся, словно в кокон, сняли мокрую насквозь сорочку. «Боги, боги мои… какой он горячий… совсем без сознания и весь дрожит… Рейвин убьет меня, когда вернется».

Лейлис просидела около постели Крианса всю ночь, каждые полчаса прикладывала к его голове смоченную в холодной воде тряпочку и давала пить, когда получалось заставить его сделать несколько глотков. Она пыталась вспомнить, как и чем лечили ее двоюродного брата, когда тот болел, но в голову приходили только пиявки. Кажется, после пиявок Шенни становилось лучше, во всяком случае, он успокаивался, но здесь не такой случай. Где-то нашлась настойка из сосновых почек и молодых веток пихты, говорили, что это помогает при простудах, но Криансу было слишком плохо, и никакого эффекта от трех ложек этой настойки не последовало.

Ночью он начал бредить и говорить страшные вещи, ему казалось, что мертвые брат и сестра хватают его и тащат куда-то. Это очень напугало помогавших Лейлис служанок — северянки были очень суеверны.

— Мертвые зовут его к себе, — причитали они. — Никому нельзя его трогать.

— Глупости! Только живые так эгоистичны, а мертвые никого не зовут к себе. Вы только сильнее пугаете его. Пошли все вон. И позовите сюда Шиллу.

Под утро Криансу стало немного полегче, и он заснул. На следующую ночь все повторилось.

— Норра, Норра… — звал он кормилицу. — Не уходи, пожалуйста.

— Я не уйду, — отвечала за нее Лейлис. — Ты только не умирай, пожалуйста.

Когда он начал звать мать, Лейлис подумала сначала, что это только продолжение бреда, но Крианс вдруг с трудом приподнялся на кровати и очень осмысленно посмотрел на нее.

— Мама… Мама мне давала лекарство… Горькое такое.

Лейлис вскочила, злясь на себя, что раньше не догадалась об этом.

— Чем леди Бертрада лечила его? — требовательно спросила она у лекаря. Но тот толком не разбирался в делах хозяйки.

— У леди Бертрады было много разных снадобий. Некоторые, возможно, пригодны и для лечения.

Лейлис велела Шилле смотреть за больным и побежала в комнатку за теплицей, где прежняя хозяйка замка обычно возилась со всякими снадобьями и где учила невестку делать жаркую мазь. Нужен был маленький черный сундучок с резной крышкой, в спальне его точно не было, значит, он просто обязан быть где-то здесь. Лейлис бегло перебрала горшочки, скляночки, футляры с инструментами, поняла, что не найдет, и в отчаянии опустилась на пол, держась за угол столика и чуть не плача. Черный резной сундучок оказался у нее перед глазами — на задвинутом под столик квадратном табурете.

Лейлис поспешно открыла его, под крышкой лежала подтрёпанного вида тетрадь в кожаной обложке без тиснения и надписей на ней. Около полусотни страниц были исписаны рецептами, советами и наблюдениями. Тетрадь леди Бертрада вела не меньше восьми лет только для себя, и чтобы разобраться во всем этом, потребовался бы не один день. Но на самой последней подшитой в тетрадь странице содержались предельно точные указания, будто бы специально оставленные для постороннего человека: «Для моего младшего сына — по десять капель горького настоя на спирту, употреблять с водой каждый день, пока не пройдет лихорадка».

Скляночка с горьким настоем была так же аккуратно подписана. Лейлис на всякий случай попробовала одну капельку на язык — снадобье более чем оправдывало свое название. Лекарь, когда Лейлис показала ему пузырек, сделал так же и подозрительно понюхал содержимое.

— Совершенно точно здесь есть спорыш и много еще всяких трав, которые я не могу определить.

— Но это ему поможет? — спросила Лейлис.

— Ну… старикам и женщинам на сносях это пить нельзя, но ему… — он глянул на мальчика, — пожалуй, может помочь.

Криансу стало лучше через два дня. Жар спал, хотя слабость, кашель и головная боль оставались еще долго. Он почти не вставал, много и спокойно спал, сам просил есть. Лекарь подтвердил, что теперь опасность миновала, и Лейлис успокоилась. И только тогда заметила, что сама уже день как чувствует себя плохо, и не только от напряжения и усталости. Болезнь началась так же остро и внезапно, как у Крианса, и протекала тяжело — с болями во всем теле, сухим тяжелым кашлем и ознобом.

Лекарь долго не хотел капать ей горький настой, с полдюжины раз спрашивал, не беременна ли она, но и получив уверенно отрицательный ответ, не решился дать спорыш, пока не приехал лорд Рейвин. И все-таки Лейлис тяжело болела около двух недель. Когда она, достаточно окрепнув, смогла выйти подышать свежим воздухом, кругом была уже настоящая зима — снежная, морозная, солнечная и очень красивая.

Чтобы Крианс быстрее поправлялся, Рейвин пообещал ему поездку в Вантер. По возвращении из Фэренгхолда он, правда, еще колебался, боялся, что время вьюг может застать брата в пути, и предлагал подождать, но потом все-таки отпустил.

Крианс с лордом Хэнредом вернулись в Эстергхалл в начале января, оба по-детски довольные. Но вернулись не одни, вместе с ними из Вантера прибыли еще двое — мужчина, назвавшийся Асмундом, сыном Арлобора, и юноша, возраст которого было сложно определить, так как он молчал и прятал лицо. Из рассказа Асмунда следовало, что юноша приходится ему сводным братом, что оба они несколько лет жили в Вантере и работали в кузницах, но были вынуждены покинуть гильдию по каким-то неназванным причинам и теперь ищут новое место.