В плодовом саду Высокой крепости цвели разом все деревья. Отцветал миндаль, распускались яблони. Привкусом меда на языке таял кругом пьянящий сладкий аромат. Восхитительная была весна, раньше срока переходящая в теплое лето — награда за осеннее размытие, за поздно ставший на озере лед, за долгие холодные месяцы без солнечного света. Не удивительно, что после таких весен в каждой деревне прибавляется нагулянных под цветущими яблонями детей.
Женщина с распущенными по-девичьи волосами сидела на скамейке из обработанного ствола дерева, вцепившись пальцами в выбеленные временем корни и запрокинув лицо, глядя на золотисто-голубую мозаику неба и листвы над собой. Мужчина стоял на коленях перед ней, его голова скрывалась в ворохе ее юбок, а руки блуждали по ее бедрам. Она была погублена, но счастлива, как только может быть счастлива женщина, которая любит мужчину и уверена в его любви.
«Ремгар, прекрати! — воскликнула она таким тоном, чтобы он точно не вздумал прекратить. — Нас увидят!»
«Откуда? Из окна?»
Они рассмеялись оба. В Высокой Крепости не было окон.
Яблоневый цвет осыпался кругом них душистым снегопадом. Лепестки падали на лицо женщины, таяли и сбегали вниз ледяными слезами.
Был первый день лета, когда Ремгар уехал.
Первый день осени, когда ее отец узнал обо всем.
— Милорд?
Шилла — маленькая служанка Лейлис, камеристка, как та ее называла, или комнатная девушка, как называли все остальные. За последние недели Рейвин крепко запомнил ее имя. Только ей он теперь мог доверить приглядывать за Лейлис, когда та была не собой. Только ей, с тех пор, как заметил, что слуги-северяне забывают запирать дверь в покои леди Эстергар, даже после того как он приказал это делать. После того как дважды после заката сначала Шилла, а затем Асмунд замечали ее у западной двери, бредущей вперед с невидящими глазами, и возвращали обратно в ее покои.
«Если женщина из леса хочет вернуться в лес, пусть идет».
— Милорд? Миледи зовет вас…
И Эстергар бросал все дела и шел к женщине, которая была его женой.
— Ты вернулся! — она кинулась ему на шею, едва завидев в дверях. Ее руки были, как всегда, холодны, а лоб и щеки — как горячий банный камень в капельках испарины. — Я знала, что ты не бросишь меня…
— Меня не было час, дорогая, — напомнил Рейвин, с трудом высвобождаясь из ее хватки. Вряд ли ей хватило бы сил сломать ему шею, но иногда казалось, что она близка к этому.
«Спроси ее имя и если не назовет — сожги».
— Я боялась, что отец убьет тебя… Но ведь это auterre — то, что было тогда между нами… Смертные не судят смертных за страсть…
— Тебе нужно отдохнуть, — ласково, но твердо велел лорд. Эти интонации она еще воспринимала, даже когда не различала слов.
Лекарский пузырек был наготове возле кровати, как и подогретое вино, сладостью маскирующее горечь лекарства. Рейвин убедился, что она выпила достаточно, чтобы через час или два не пришлось бы снова возвращать ее оттуда, где ей не положено быть.
— Останься со мной, — попросила она тихо, выпутав руку из-под одеяла и протянув к его руке.
«Я только лягу рядом, но не буду ее касаться, — сказал себе Эстергар. — В конце концов, так она успокоится быстрее…»
Он прилег на край кровати, обнимая жену через покрывало, отсчитывая вздохами минуты.
— Отец говорил, что ты оставил нас… Но я не верила в это, никогда не верила. Ведь ты любишь меня… Любишь?
— Конечно, люблю… — выдохнул Эстергар, — свою жену…
«Спроси ее имя и если не назовет — сожги» — глухо отдавалось в ушах в такт биению крови.
И Рейвин вдруг решился, как будто слова, сказанные в темноте и полусне, можно было не услышать, взять назад.
— Как звали вашего отца?
— Ты знаешь, — женщина в его объятьях улыбнулась, не открывая глаз.
— Да, конечно. Ведь он лорд…
— Он лорд и великий воин. Ты знаешь все это.
— Знаю. Я только забыл… расскажи мне снова, в каких битвах он бывал?
— В битве за Виндордар, конечно же. Он был первым… — она зевнула и продолжила, уже едва размыкая губы, — кто ворвался внутрь, когда пали ворота…
— Я вспомнил теперь, — прошептал Рейвин. — Спите.
Он еще лежал рядом несколько минут, дожидаясь, пока ее дыхание выровняется, а сон станет спокойным, хотя его собственная рубаха вымокла насквозь от пота, струящегося по хребту. Потом встал, чувствуя дрожь в коленях и пульсирующий холод под ложечкой, и устремился в библиотеку.
Ни мастера Ханома, ни его помощника уже не было, но это было только к лучшему, Рейвин и так прекрасно знал, какую книгу хочет найти. Он читал ее в детстве, когда еще не знал половины перечисленных в ней благородных домов, потом читал с братом, когда тому исполнилось семь. «Полная летопись Третьей Великой войны Севера» мастера Венда из Эстергхалла — почти три сотни страниц с описанием всех битв тридцатилетней войны Виндордара против Твердыни Волчьего Зуба, с поименным перечислением всех благородных северян, лордов и сиров, от всех пятидесяти домов, что участвовали в этих битвах. Было три осады Виндордара в этой войне, но только одна из них завершилась штурмом. Рейвин лихорадочно листал страницы, больше всего на свете надеясь на то, что память его подвела.
Рейвин смотрел на последнюю строчку, пока воск, капающий со свечи, не испятнал изукрашенный цветным бордюром пергамент.
Эквитар. Эквитары из Высокой Крепости. Дом, о котором было известно лишь то, что он исчез больше ста пятидесяти лет назад.
Асмунд был в карауле этой ночью — во всяком, случае, Рейвин так думал, когда вламывался в его комнату, которую тот делил с поддельным братом. Девчонка — или Неизвестный ведает кто — спала, до носа закутавшись в старый солдатский плащ, но проснулась почти сразу, едва услышав резкий звук отворяемой двери. Во всяком случае, со слухом у нее было все в порядке.
Рейвин кинулся к ней, придавил к кровати, жалобно заскрипевшей под двойным весом, сжал за плечи, не позволяя выпутать руки из-под плаща. Стоило отдать ей должное, она не пискнула даже в момент испуга, не забыв о своей роли.
— Я знаю, что ты можешь говорить, — рявкнул лорд. В любой другой ситуации он не стал бы так обращаться к женщине, тем более — прикасаться. Но она сама решила выдать себя за юношу, а значит, закон защищал ее не больше, чем любого простолюдина на земле его лорда. — Расскажи мне, что было в лесу? Говори, что ты видел? Там был кто-то еще?
Девчонка молчала, вытаращив на него полудикие блестящие в темноте глазища.
— Не хочешь говорить? Тогда напиши!
Лорд вытряхнул ее из шерстяного кокона и потащил по направлению к столу в поисках чернил, грифеля — чего угодно. Ни того, ни другого, в комнате Асмунда не было, но нашелся обрывок белой ткани и уголек из жаровни.
— Напиши! Демоны тебя раздери, если тебя дорога твоя душа, то напиши! Кто еще там был?!
— Милорд!
Эстергар стремительно обернулся. Асмунд стоял в дверях, ноги расставлены на ширине плеч, левая рука опасно заведена за пояс, к ножнам у крестовины меча, правая в мнимом покое вытянута вдоль тела. Но Рейвин не хуже самого Асмунда знал, как быстро это может измениться.
— Милорд, брат не умеет писать. Отпустите.
Рейвин медленно разжал пальцы. Девица, названная братом, с беличьей скоростью рванулась к своему защитнику, нырнув за его плечо. Асмунд неторопливым движением выпрямил левую руку.
— Он сказал бы мне, если бы видел что-то. Поверьте.
— Верю. Я верю вам, — глухо произнес лорд. Больше всего прочего он ощущал теперь стыд и отчаяние. Но он должен был хотя бы попытаться.
Низкий не побеленный потолок давил ей на голову, когда говорил отец. Как будто ей было не шестнадцать, а шесть лет.