Лейлис откуда-то знала, что та говорит правду. Щеки залило краской, сильнее, чем от мороза.
— Ты должна отпустить его, — сказала Гвейн. — Он больше не твой. Посмотри на него.
Лейлис физически не могла повернуться. Она так и стояла, застыв, на коленях, с опущенной головой, глядя в разрытый снег перед собой. Она знала, что если увидит то, что Гвейнхавирре хочет ей показать, случится что-то необратное.
— Это нужно прекратить. Ты только зря мучаешь себя и не даешь покоя нам. Посмотри на него, — требовательно повторила Гвейн.
И тут раздался звук, похожий не то на треск, не то на писк какого-то маленького зверька — совершенно нечеловеческий звук, но Лейлис знала, что этот звук издает ребенок. Она повернулась, готовая к тому, что увидит, но все же не смогла сдержать вскрика.
Гвейнхавирре уже мало была похожа на молодую женщину, которой когда-то была. Сгустившаяся темнота сумерек мешала разглядеть ее как следует, но и того, что предстало взгляду Лейлис, хватило бы, чтобы испугать любого. Кожа нежити была коричневой, словно древесная кора, а плоть ссохлась, как у мумии. Лейлис могла бы двумя пальцами обхватить ее руку в самом широком месте — но, конечно, не собиралась этого делать. Длинные черные — «Как странно, — подумала Лейлис, — при жизни у нее были черные волосы» — затеняли лицо с заострившимися чертами и глубоко запавшими глазами. Одежда ее давно уже превратилась в лохмотья, на открытой шее блестел золотой амулет — треугольник и спираль. Герб дома Эквитар из Высокой крепости.
Гвейн держала сверток с ребенком так же, как держит дитя любая женщина — положив его на собственное предплечье и прижимая к груди. Сверток шевелился. И — Лейлис готова была поклясться — существо в нем было крупнее того мертвого недоноска, произведенного ей на свет. И оно пищало, потому что хотело есть.
Какая-то часть души Лейлис рвалась выхватить свое дитя у нежити, прижать к собственной груди, дать ему напиться молока из своих сосков… и страдала от пустоты, потому что в ее грудях не было ни капли молока, никогда не было. Другая часть — содрогалась от омерзения и понимания, что все это время мертвого ребенка кормила Гвейн.
— Смотри, — та немного отвела край грязной тряпицы. — Ты не сможешь больше ничего сделать для него. А я смогу. Я позабочусь о нем. Я заботилась о нем с тех самых пор, как ты оставила его здесь.
У Лейлис защемило в груди, а глаза наполнились слезами. От жалости, от боли и обиды, оттого, как умиротворенно смотрела нежить на своего найденыша. Гвейн права. Лейлис бросила его, когда думала, что хоронит. Теперь ее дитя не живо и не полностью мертво. Она не сможет остаться с ним здесь, не сможет взять собой под крышу человеческого жилища, к теплу и огню. Рейвин никогда…
«О, Неизвестный! Рейвин…!»
— Будь… будь с ним, — сквозь слезы произнесла Лейлис. — Не оставляй его в этом холоде одного, хорошо?
Нежить кивнула. От этого движения что-то хрустнуло у нее в шее.
— Я… я хочу домой. Ты отпустишь меня?
— Иди, — махнула рукой Гвейн. Присутствие живой женщины не было ей ни приятно, ни необходимо.
— Я не знаю, где тракт. Я не помню, как вышла отсюда в прошлый раз, и…
— И тебе нельзя идти по своим следам, ведь ты живая, — участливо подсказала Гвейн. — Закрой глаза. Я покажу.
Все нутро Лейлис сопротивлялось тому, чтобы закрыть глаза, стоя перед нежитью. Но она пересилила себя и послушалась. Ее лба коснулся холодный твердый палец. Вместо ногтя из плоти выглядывал кусочек кости.
Пошатнувшись, она осела в снег. Перед глазами замелькали тракты, все разом, словно безумный шевелящийся ледяной узор. Леди Эстергар снова вскрикнула, схватившись обеими руками за голову. Все тракты Севера на тысячи лиг вокруг, в прошлом, нынешнем и будущем!
— А, прости, — с язвительным раскаянием произнесла Гвейн. — Тебе нужен какой-то определенный тракт?
— Да, — выдохнула Лейлис, все еще часто моргая в попытках рассеять возникшую под ее веками картинку, — к замку моего мужа.
— Так бы и сказала, — Гвейн вытянула свободную руку, указывая направление. — Иди все время от ствола к стволу, пока не выйдешь на тракт. Не оглядывайся и не возвращайся. Тебе правда нечего делать здесь. Я позабочусь о малыше.
— Спасибо тебе, — Лейлис поблагодарила словами и полупоклоном. Потом развернулась и, торопясь, так как темнота все сгущалась, становясь почти непроглядной, направилась в указанном направлении, к тракту, замку и своему мужу.
Была уже глубокая ночь, когда леди Эстергар выбралась из леса на тракт и дошла по нему до сторожки смотрителя, где ее нашли в прошлый раз. Подходить сразу к воротам она не решилась, поскольку там всегда, в любой час и погоду стояли часовые, и Лейлис не была уверена, что они не получили приказ расстреливать горящими стрелами любую подозрительную фигуру, идущую ночью по тракту.
Она стучала долго, и говорила, и кричала, называя себя и требуя впустить ее, прежде чем смотритель отпер окованную железом дверь. Лейлис приказала ему взять фонарь и пойти позвать кого-нибудь со стены. Это заняло какое-то время. Потом в дверях хижины появился Асмунд, как ни странно — один. Лейлис была готова на шею ему броситься от радости, но удержалась. Сотник выглядел очень настороженным и держался напряженно.
— Миледи? — поприветствовал он неуверенно.
— Асмунд! Я вернулась, со мной все хорошо. Отведи меня скорее к моему мужу или приведи его сюда! — сходу выпалила она. На самом деле, она надеялась, что Рейвин придет к ней сразу, вместе с сотником.
Асмунд колебался, она это видела. И прекрасно понимала причины его беспокойства.
— Конечно, миледи. Я сообщу милорду о том, что вы нашлись. Только сначала… вы позволите мне дотронуться до вашей кожи? — проговорил он, необычайно смущаясь, даже в такой ситуации. — Или, если хотите, смотритель сделает это.
— Да, конечно… Нет, лучше ты. Но у меня… у меня очень замерзли руки, я боюсь, что…
— К вашей шее, если вы позволите, — тут у него вовсе сел голос.
Лейлис кивнула и начала стягивать с себя меховой воротник, расстегивать пуговицы верхнего платья и распутывать шерстяную косынку, чтобы обнажить горло. Асмунд протянул к ней левую руку, а правую держал вне поля ее зрения и — Лейлис не сомневалась — держал в ней оружие. Она закрыла глаза, вздернув подбородок. Но мужчина все колебался. Северянин, он физически не мог заставить себя прикоснуться к чужой женщине, к тому же благородной. Он отдернул руку, так и не дотронувшись до нее.
— Позову милорда, — коротко бросил он и выскочил из хижины.
Рейвин появился не так скоро, как можно было бы ожидать, бросься он навстречу жене, едва услышав новость. Что-то его задержало — сомнения, обдумывания, Розамунда или, может быть, кто-то из его людей. Но Лейлис была готова простить его и за это. Она и так доставила мужу слишком много проблем в последнее время.
Рейвин вошел один, молча. Очень медленно затворил за собой дверь, не спуская с жены напряженного взгляда. Лейлис сидела, замерев, и ждала, что он скажет.
— Назови свое имя, — очень тихо попросил он.
Лейлис так же медленно, удерживая себя от резких движений, встала с лавки, выпрямилась и произнесла, глядя в глаза мужу:
— Лейлис Эстергар, дочь Уолласа Хостбина из Долины. Моя сестра Розамунда и мой дядя, лорд Моррет, сейчас здесь, в нашем замке, и могут подтвердить, что я — это я. Если ты сам не уверен в этом.
Рейвин еще колебался, боялся поверить. Не потому, что чувствовал какую-то угрозу себе от нее, но потому что если бы женщина перед ним не была в самом деле Лейлис, а только притворялась ею — это было бы худшим, что он только мог представить. Хуже, чем если бы она никогда не возвращалась.
— Ты позволишь дотронуться до тебя? — спросил он.
— Конечно, раз ты мой муж.
Ее кожа была горячее, чем его пальцы, и чуть влажной от испарины. Сбоку на шее часто и упрямо билась тонкая жилка, свидетельствуя о токе крови и присутствии жизни в ее теле. Рейвин не убирал руку дольше, чем было необходимо, чтобы убедиться в этом. То ли потому, что хотел развеять все сомнения, то ли просто не хотел убирать… Его ладонь скользнула дальше по шее, за ухо, пальцы вплелись в волосы.