В связи с тем, что полоцкое летописание не сохранилось, сведения о деятельности Владимира Полоцкого мы черпаем в основном из «Хроники Ливонии» Генриха Латвийского[60]. Причем здесь они плотно переплетаются с этапами немецкой колонизации Прибалтики, ставшей для историков основным событием полоцкой истории рубежа ХII–XIII вв., краеугольным ее камнем, заслонившим все иные факты внутренней жизни. Впервые Владимир упоминается в хронике уже на первой странице при сообщении о прибытии в Ливонию первого немецкого христианского проповедника Мейнарда примерно весной 1184 г.:
«Так вот, получив позволение и, кроме того, дары от короля полоцкого Владимира (Woldemaro de Ploceke), которому ливы, еще остававшиеся язычниками, платили дань, упомянутый священник (Мейнард) смело приступил к Божьему делу, начав проповедовать ливам и построив церковь в деревне Икескола (Ykeskola)»[61].
Характерно, что прибытие Мейнарда фактически совпадает по времени с утверждением в Полоцке самого Владимира. Предоставление Мейнарду права свободно проповедовать в устье Даугавы стало одним из первых внутриполитических мероприятий князя. И хотя мы не располагаем какими-либо дополнительными аргументами, сам собой напрашивается вывод, что это не могло быть спонтанное и легкомысленное решение. Скорее всего, привлекая и содействуя Мейнарду (рядовому (?) миссионеру были выданы даже некие «дары»), Владимир рассчитывал на укрепление собственной власти в регионе, на создание нового, зависимого лично от него территориального объединения, которое, в случае необходимости, можно было противопоставить своим противникам, пусть даже среди них окажутся полоцкий епископ и киевский митрополит. Нет никакого сомнения в том, что Владимир отдавал себе отчет в своих действиях, когда привлекал для проповеди в подвластных землях латинского священника, противопоставляя его восточной Церкви, с представителями которой, возможно, имел некоторые трения[62]. Следует также признать, что Мейнард на протяжении всей своей жизни никогда не вступал в какие-либо конфликты со своим светским сюзереном, полоцким князем.
В исследования, представляющих советскую историческую школу, часто делаются намеки на то, что вся миссия Мейнарда в Прибалтике является заранее спланированным мероприятием, подготовленным «в канцелярии Бременского епископа» и, скорее всего, согласованным с Римом. Целью его было «крещение и подчинение земель по течению Западной Двины», а также дальнейшее расширение влияния латинской Церкви на Восток[63]. Этой концепции противостоит западноевропейская (прежде всего, немецкая) традиция, чьим истоком служат средневековые хроники (Генриха Латвийского, Арнольда Любекского), в которых Мейнард изображается в качестве одинокого святого-проповедника, пустившегося на старости лет в богоугодную авантюру, достойную восхищения и поклонения. Согласно этой линии рассуждений, Мейнард неоднократно посещал берега Даугавы вместе с немецкими купцами, при которых исполнял функции священника и/или делопроизводителя. В ходе этих визитов он осознал необходимость христианской проповеди в этих краях, погрязших в язычестве, с которым позорно сосуществовал полоцкий князь-схизматик[64].
Сложно представить себе благочестивого Мейнарда коварным злоумышленником. Скорее всего, сам ход событий подталкивал его самого (в меньшей степени) и его последователей (по преимуществу) к обособлению от слабой и бесполезной русской власти, не способной достаточно весомо продемонстрировать свои полномочия и покупающейся на пустые рассуждения немецких «христиани-заторов».
Право Полоцка на земли в устье Даугавы не вызывали ни у кого сомнений: «русские, местные жители, немцы и, наконец, религиозно-политический центр тогдашнего западноевропейского мира (Рим) смотрели на эту землю как на часть «Руссии» (Teil von «Rußland»)», — писал немецкий исследователь М. фон Таубе[65]. Папа Римский Климент III, утверждая в 1 октября 1188 г. организованное в 1186 г. архиепископом Бременским епархию Икскюль (Ikscolanensem Episcopatum), считал ее расположенной «в Руссии» (in Ruthenia)»[66]. Папа Гонорий III в послании от 16 ноября 1224 г. обращался к ливонским епископам и их помощникам как к находящимся в Руссии — «fideles per Russiam constituti»[67]. Даже папа Урбан IV (послание от 20 августа 1264 г.) считал Восточную Латгалию (Ostlettgallen) находящейся под властью Руси (in regno Rusciae)[68]. Как справедливо отмечал С. А. Аннинский, «князья Полоцка были не только de facto давними властителями ливов, но и юридически признавались в этом качестве даже противниками и соперниками (немцами)»[69].
60
Современные исследователи приписывают авторство «Хроники Ливонии» латинскому священнику Генриху из области Имера в Северной Латгалии (ГЛ. С. 13–27; Матузова, Назарова, 2002. С. 32. Ср.: Сапунов, 1898а. С. 109–116; Кейсслер, 1900. С. 132). Генрих родился около 1187/88 г. в Саксонии, около Магдебурга. Образование получил, судя по предположению П. Йохансена, в монастыре Зегеберг при аббате Ротмаре, родном брате рижского епископа Альберта (Johansen, 1953. S. 10–12). С Альбертом Генрих и прибыл в Ливонию в 1205 г. В 1208 г. он получил приход Рубене (
С латинского языка хронику в полном объеме перевел С. А. Аннинский, чья работа с подробными комментариями была опубликована в 1938 г. По преимуществу нами используется это издание (ГЛ), хотя в отдельных случаях отдается предпочтение новому переводу, выполненному В. И. Матузовой и Е. Л. Назаровой для сборника документов по истории крестовых походов в Прибалтике, вышедшему в 2002 г. (Матузова, Назарова, 2002). Если к цитате первым приводится ссылка на «ГЛ», то использован перевод С. А. Аннинского, а если «Матузова, Назарова, 2002», то перевод В. И. Матузовой и Е. Л. Назаровой. Иные случаи оговариваются отдельно.
61
ГЛ. I, 3; Матузова, Назарова, 2002. С. 52. О датировке см.: ГЛ. С. 454–455, прим. 2. Е. Л. Назарову изумляет то, что деятельность Владимира Полоцкого фиксируется хронистом на протяжении 32 лет. Возможно, именно на основании этих сомнений исследовательница сделала заключение, что, «скорее всего», в 1184 г. Мейдард посетил в Полоцке не Владимира, а еще Всеслава Васильковича. Последний вскоре был лишен стола, одной из причин чего, как предполагает Назарова, «не исключено», послужили «неблагоприятные» для Полоцка последствия его соглашений с немецким миссионером (Назарова, 1995. С. 78–79; Матузова, Назарова, 2002. С. 59, прим. 6). В этом отношении следует заметить, что традиционно, и не без оснований, считается, что утверждению князя Владимира в Полоцке предшествовала смерть Всеслава Васильковича, весьма влиятельного для своего времени князя, вряд ли уступившего при своей жизни полоцкий стол конкуренту. Кроме того, легитимность договоренностей немцев с предшественником Владимира могла выглядеть более весомо для современников — ведь это уже старина! Генриху Латвийскому было удобнее сообщить о том, что Мейнард договаривался с Всеславом, а не Владимиром, который потом передумал и начал воевать с немецкими колонистами. О путанице имен говорить еще сложнее. Хронист, современник событий и очень пунктуальный автор, хорошо знал славянские имена, и смешать Всеслава с Владимиром было бы для него просто нелепо. Память об именах зачинщиков латинской христианизации Ливонии — Мейнарде и Владимире — была крепка и позднее. «Неблагоприятные» же последствия для Полоцка стали очевидны только в последние годы XII в., но никак не в начале-середине 80-х гг., когда в Полоцке утверждался князь Владимир, и уж совсем не могли повлиять на смену княжеской династии, «стоить Всеславу княжеского стола».
62
Следует отметить, что именно в 1183 г. в Полоцке умер епископ Дионисий, занимавший эту кафедру еще с 1160-х гг. (Щапов, 1989. С. 209; ИЛ, 629). Смена ему нашлась не сразу. Недавно прибывший на Русь митрополит Никифор II вступил в конфликт с могущественным владимиро-суздальским князем Всеволодом Юрьевичем Большое Гнездо. Никифор утвердил на вакантную епископскую кафедру Владимира Залесского грека Николая, который был неугоден князю, желавшему видеть пастырем своей земли игумена Спасского монастыре на Берестове. После непродолжительной борьбы Никифор вынужден был уступить и утвердить Луку владимирским епископом. Разжалованный Николай получил взамен Полоцкую кафедру (Щапов, 1989. С. 200–201; ИЛ, 629). В свою епархию Николай прибыл, видимо, только во второй половине 1184 г., так как еще летом был замешан в разразившемся в Киево-Печерском монастыре конфликте, связанном со сменой игуменов (ИЛ, 627–628). Выходит, что в Полоцке более года (1183–84 гг.) не было епископа, чем мог воспользоваться Мейнард, а также сам князь Владимир, известный, если верить сообщениям В. Н. Татищева, своими плотными связями с польскими князьями и вообще латинскими странами (См.: Татищев, 1995. С. 201; Карамзин, 1991. С. 551, прим. 87). Е. Л. Назарова в специальной работе отметила, что период вакантности епископской кафедры в Полоцке был непродолжительным, около полугода весной-летом 1184 г. (Назарова, 1995. С. 76–77). По нашему мнению, для такого количества событий, которые охватывали несколько удаленных друг от друга частей Руси (Полоцк — Киев — Владимир Залесский и обратно, а затем некоторое время в Киеве и потом в Полоцке), требуется большее время, на что указывает и летопись, где описание произошедшего размещено в двух годичных статьях (ИЛ, 627–629).