В 1252 г. Андрей Ярославич, участник Чудского похода 1242 г., тверской, а затем великий князь владимирский, вступил в конфликт с монгольской администрацией. На усмирение мятежника были направлены монгольские войска во главе с ханом Неврюем («Неврюева рать»). Под стенами Переяславля Залесского состоялась битва, в которой русские были разгромлены, а Андрей бежал: «здума Андреи, князь Ярославичу бегати, нежели [монгольским] цесаремъ служити»[901]. Куда же направился князь? Оказывается — к Биргеру, в Швецию: «Тогды же прииде Неврюи на Суздалскую зелию, на князя Андрея; и бежа князь Андреи Ярослаличь за море въ Свиискую землю»[902]193. Более подробное изложение предлагает Софийская 1-я летопись:
«…великыи же князь Андреи едва убегоша. И приеха въ Великыи Новъгородъ, новгородьци же его не прияша, он же еха къ Пьскову и тамо бысть немного, ожидалъ бо бе своеи княгини. И приеха же к нему его княгини, велиикы же князь Андреи приеха в немецькыи город Колывань и съ княгинею. Остави же ту княгиню, а самъ ступи за море въ Свеискую землю, местерь же Свеискы срете его и прия его с честию»[903].
Под шведским «местером», надо полагать, скрывался ярл, а не король, то есть Биргер. Кажется, что в эти годы некоторые суздальские князья, недовольные монгольской властью, попытались обосноваться на Северо-Западе Руси. Вслед за Андреем в 1254 г. бросил тверское княжение и бежал его брат Ярослав: «На зиму по Крещении Ярославъ, князь Тферьскыи, сынъ великого князя Ярослава, с своими бояры поеха в Ладогу, оставя свою отчину; Ладожане почьтиша и достоиною честью»[904]. Новгородская летопись сообщает, что Ярослав был посажен князем в Пскове[905]. Андрей отправляется к Биргеру явно за поддержкой, рассчитывая обосноваться где-то на Северо-Западе. Позднее мы еще коснемся этих событий подробнее, здесь же важно отметить маршрут, избранный Андреем: он не отправился в Ригу, или Германию, или на Готланд, не стал обращаться к ливонским рыцарям — из Пскова он поехал в датские владения в Эстонии, а затем в Швецию. Надо полагать, он искал не только области, недоступные монголам, но и внешнеполитические силы, способные произвести впечатление на брата Александра, который в те годы уже встал на путь уплотнения контактов с монгольской империей. Для Александра Ярославича, оставившего, по версии Жития, на лице Биргера отметину, сближение Андрея со шведами было неприятной неожиданностью. Биргер, возможно, также жаждал реванша. В связи с этим можно рассматривать и попытку шведов заложить в 1256 г. город в устье Нарвы[906]. Александр сумел склонить к покорности новгородцев, а затем и братьев. Ответного удара шведов не случилось. Могущество Степной империи возобладало. С 1257 г. летопись упоминает Андрея вслед за Александром, отправившимся на очередной поклон в Орду[907].
Можно предположить, что демарш Андрея в 1252 г. был связан с попыткой запятнать особенно теплые воспоминания князя Александра Ярославича о битве на Неве. Успех в 1240 г. был быстрый и сокрушительный. В этом ключе обычно и реконструируют ход баталии.
Шведские корабли расположились вдоль русла Ижоры, с них были спущены мостки на берег. Лагерь размещался чуть поодаль. Важным ориентиром являлся «златоверхий королевский шатер». Подойдя к шведам с юго-востока, Александр, скорее всего, разделил свои силы: одна группа (возможно, преимущественно пешая) ударила вдоль берега, другая — конная — на лагерь[908]. «6 час дня» (10 часов утра) — не такое и раннее время для начала сражения. Надо полагать, опасаясь быть замеченными, войска Александра расположились на ночь вдалеке от шведов. Сразу после рассвета они двинулись в сторону лагеря интервентов и подошли к устью Ижоры только через 6 часов. Удар был нанесен с ходу, отчего ему и сопутствовал успех. Вообще в ЖАН не содержится указаний на то, что происходило избиение едва вооружившихся заспанных шведов. Регулярно упоминается «полк их», а русских особо отличает глагол «наеха». Очевидно, шведы сумели построить боевые порядки. В этом смысле следует понимать подвиг ловчего Якова: «се наеха на полкъ с мечемъ, и похвали его князь». Сгруппировавшись, шведы ощетинились копьями, а Яков, орудуя мечом, расстроил их линию обороны. Сбыслав Якунович, орудуя топором, также «наеха многажды на полкъ ихъ». Русские воины врывались в гущу шведов и рушили их построения. Дружинник Савва подрубил «королевский шатер», оказавшийся, судя по всему, в стороне от сражения. Полки Александра теснили шведов к кораблям. Преследуя некоего «королевича» (может быть, просто молодого знатного воина и не королевских кровей)[909], всадник Гаврила Олексич ворвался на корабль, откуда его сбросили, но он выбрался и продолжил сражение. В какой-то момент шведы дрогнули и начали отступать, но при этом отчаянно сражались. Победа была еще далеко не очевидной, когда рухнул «королевский шатер», «возрадовавший» полки Александра. Пешая дружина Миши, действовавшая, вероятно, вдоль русла Ижоры, сумела «погубить» три корабля, что запомнилось как исключительное достижение.
902
НПЛ, 304. В Лаврентьевской летописи говорится неопределенно: «побеже на неведому землю» (ЛЛ, 473), а в ее Академическом списке почти как в новгородской: «приде Неврюнъ и прогна князя Андрея за море» (ЛЛ, 524).