Таким образом, многократные указания источников заставляют нас поверить в значительность шведских потерь. Русские потери летопись перечисляет еще более подробно: «Новгородець же ту паде: Костянтинъ Луготиниць, Гюрята Пинещиничь, Наместъ, Дрочило Нездыловъ сынъ кожевника, а всехъ 20 мужь с ладожаны, или менши, Богъ весть»[923]. Общие потери составили 20 человек, из которых 4 новгородца, один — княжеский дружинник Ратмир, и еще 15 по именам не названы. В исследованиях часто указывают на то, что в летописи отмечены только знатные воины, а общее число потерь могло быть в разы больше[924]. Однако если обратиться к источнику, то там видно: сначала перечислены по именам знатные новгородцы, среди которых, между прочим, «сын кожевника», а затем сообщается о том, что «ВСЕХ» погибших вместе с ладожанами было 20 человек «или меньше». Однозначно указано на общие потери русских — около 20 человек[925]. Потери оборонявшейся стороны могли быть в разы больше. На два корабля, надо полагать, погрузили не более 40 тел и почти столько же пометали в яму.
В последние годы в России наметилась тенденция с доверием относиться к заключениям западных исследователей о мелком и незначительном характере событий на Неве 1240 г.[926] Действительно, общие потери сторон немногим превышали сотню человек. Но таковы были масштабы всех прибалтийских боестолкновений да и большинства сражений в средневековой Европе[927]. И не в том следует усматривать значение произошедшего. Невская битва имела большое моральное и политическое значение как для Руси в целом, так и для Александра Ярославича лично. Князь выиграл свой первый бой, чем воспрепятствовал созданию в невском устье новой Риги и отторжению от новгородского влияния ижоры, карелов. Чуть задержись Александр на Волхове, и история свернулась бы иную петлю. Шведам была показана способность русских на быстрые и решительные ответные действия. Более чем на полстолетия шведская угроза была устранена. В 1256 г. какая-то группа попыталась основать крепость на Нарве, но, лишь заслышав о новгородских приготовлениях, бежала. Шведы изменили и тактику своих вторжений. Стало ясно, что Финляндию безопаснее покорять, минуя русских, сила которых в доверии финских племен. Не сообщил бы Пелгусий о прибытии интервентов, и те успели бы окопаться. В 1249 г. Биргер поведет войска в глубь Тавастии и покорит самое сердце страны. Александру Ярославичу в 1256 г. придется идти туда же — в неведомую землю — и пытаться восстановить свои права, находясь в невыгодных условиях далекого похода. Безуспешно. Биргер фактически поставил своего оппонента в те условия, в которых находились шведы в 1240 г.: чужая земля, оторванность от баз, отсутствие благодушного приема местного населения. Впоследствии шведы будут строить крепости на границах русских владений — Выборг (1293 г.), — осторожно продвигаясь в земли карелов и к Неве. Однако это будут преимущественно события XIV в.
Александр Ярославич достиг в битве на Неве очевидных внешнеполитических целей. Эта же победа стала важным фактором и внутренней политики. Новгородцы любили победителей. Уже в 1242 г. они предпочтут Александра любому другому из сыновей великого князя Ярослава. Горожане поверят своему князю и будут почти беспрекословно поддерживать его все последующие годы. В Невской битве Александр как бы ухватил «птицу удачи», приобрел ореол храброго и удачливого воина. Из текста ЖАН очевидно, что примерно так воспринимал случившееся и сам Александр. Ни один из сюжетов Жития не содержит такого количества личных характеристик, необычных сюжетов и персонажей. Князь и его дружинники помнили многих участников сражения по именам, смаковали подробности произошедшего, переплетали их с легендами об ангельской помощи и борисоглебских видениях. Заряд бодрости, полученный в 1240 г. на Неве, Александр сохранит до конца жизни.
Возможно, уже тогда у князя сложилось впечатление, что враги веры именно на Западе, а не на Востоке. Именно с Запада приходят коварные захватчики, а с Востока движется вселенская сила, к которой вскоре станет причастной и Русь. Как бы то ни было, шведский поход имел миссионерскую направленность. Те же цели преследовали и последующие вторжения ливонцев как на русские земли, так и на земли их финских союзников. Тем самым, ставилось под угрозу недавно обосновавшееся в Восточной Прибалтике православие. Прежде чем привести Русь к вассальной зависимости от Золотой орды, Александр Ярославич отбил несколько нашествий католических «христианизаторов», и перед князем стоял выбор — либо потерять политическую свободу своего народа при сохранении свободы духовной, либо потерять обе свободы. Далее мы увидим, какой выбор он сделает.
923
НПЛ, 77. Кажущееся противоречие содержится в летописи чуть ниже, где сказано, что «Князь же Олександръ съ новгородци и с ладожаны придоша вси здравии». Кроме того, что перед нами летописный штамп, он должен указывать на отсутствие у победителей серьезных ранений.
924
Кучкин, 1996. С. 15; Кирпичников, 1996. С. 34; Матузова, Назарова, 2002. С. 314, прим. 11.
925
Пашуто, 1956. С. 180; Тихомиров, 1975. С. 330; Шаскольский, 1978. С. 195. Синодик церкви Бориса и Глеба в Плотницком конце Новгорода (в Плотниках), составленный около 1456 г., включает памяти «княжих воевод и новгородцькых воевод», погибших в Невской битве (Шляпкин, 1911. С. 6; Янин, 1974. С. 91–92). Однако речь в данном случае не должна идти об отражении некоего древнего припоминания — синодик включает памяти почти всех погибших в боестолкновениях новгородцев за два столетия; максимум, с чем можно согласиться, — перед нами припоминание об участии в Невской битве как новгородцев, так и княжеской дружины. Ср.: Янин, 1977. С. 131; Шаскольский, 1978. С. 195, прим. 197.