Казалось бы, уловка русских опять удалась. Немцы кинулись громить интервентов. Однако автор ЛРХ, все же, представляет дело не так буквально: когда «русские из Суздаля» вторглись «в землю братьев», то первыми, «быстро вооружившись, оказали им сопротивление» братья-рыцари, а уже потом Дерптский епископ, узнав про грабежи, послал своих «мужей» присоединиться к «войску братьев»[1076]. Выходит отряд орденских братьев выступил заметно раньше «мужей епископства», то есть еще до того, как русские войска были распущены в «зажитье». Вполне возможно, что Орден объявил мобилизацию вскоре после того, как князь Александр вторгся в их владения — то есть в Псковскую землю — «и зля вси пути». Епископ же, обладавший заметно меньшими военными возможностями, решился на полевое сражение только после того, как к нему прибыло орденское войско. Объединенные силы немцев, вероятно, воспринимались ими как весьма значительные, хотя автор ЛРХ подчеркивает малочисленность крестоносцев:
Разгром псковского ополчения в сентябре 1240 г., а также безболезненный захват Пскова, позволяли ливонцам сомневаться в боевых качествах русской армии, большая часть которой, как выяснялось, уже увлеклась грабежами. Орден, скорее всего, рассчитывал помочь своим сторонникам в Пскове и отбить город, для чего и собрал войско, но подойдя к Дерпту узнал, что Псков занят и русские уже хозяйничают в Уганди. Планы поменялись, но, надо полагать, к полевому сражению они готовились изначально — это не была маленькая «группа быстрого реагирования» из рыцарей окрестных замков, а армия вторжения, вполне готовая противостоять новгородскому и суздальскому полкам[1078].
Уже первое столкновение с русским отрядом, оказавшимся «в розгоне» (вероятно, возвращавшимся из «зажитья»[1079]), показало сокрушительную мощь тевтонского оружия. Из двух русских военачальников один погиб, а второй вынужден был спасаться бегством. Погибшим был сын новгородского посадника Твердислава Михайловича и родной брат правившего тогда посадника Степана Твердиславича — Домаш Твердиславич[1080]. Вторым был владимиро-суздальский воевода Кербет, известный позднее как руководитель тверского ополчения[1081]. Надо полагать, при таких руководителях суздальско-новгородский отряд был далеко не маленьким и насчитывал сотни воинов. Но налет был внезапным, а превосходство сил подавляющим — много русских погибло и даже попало в плен.
Как отмечено летописью, сражение состоялось «у моста», откуда остатки русских бежали в сторону основных частей. Узнав о случившемся Александр отступил («въспятися») на Чудское озеро и занял позицию «на Узмени, у Воронея камени»[1082]. Окрыленные победой «у моста», «немцы и чудь» начали преследование («поидоша по нихъ») и налетели на выстроившиеся к бою русские полки — в субботу 5 апреля 1242 г. состоялось Ледовое побоище:
«Узревъ же князь Олександръ и новгородци, поставиша полкъ на Чюдьскомь озере, на Узмени, у Воронея камени;
и наехаша на полкъ Немци и Чюдь, и прошибошася свиньею сквозе полкъ; и бысть сеча ту велика Немцемь и Чюди.
Богъ же и святая Софья и святою мученику Бориса и Глеба, еюже ради новгородци кровь свою прольяша, техъ святыхъ великыми молитвами пособи Богъ князю Александру;
а Немци ту падоша, а Чюдь даша плеща;
и, гоняче, биша ихъ на 7-ми верстъ по леду до Суболичьскаго берега;
и паде Чюди бещисла, а Немецъ 400, а 50 руками яша и приведоша в Новъгородъ.
А бишася месяца априля въ 5, на память святого мученика Клавдия, на похвалу святыя Богородица, в суботу»[1083].
Исследователи потратили немало сил и времени для определения места Ледового побоища. Изначально вопрос был связан с определением локации главных географических ориентиров — «моста», у которого был разгромлен отряд Домаша и Кербета, а также «Суболичьскаго берега», «Узмени» и «Воронея камени» на Чудском озере. Первым высказавшимся был эстонский историк Г. Г. Трусман, который считал, что сражение состоялось в 7 верстах к северу от устья р. Эмайыги в районе дер. Воронья (Варнья)[1084]. Связано это было с признанием тождества «Суболичьскаго берега» и эстонской исторической области Соболиц (Sobolitz), наиболее вероятной локацией которой является полоса побережья Чудского озера к северу от Эмайыги[1085].
1077
LR, v. 2234–2240. Перевод: Матузова, Назарова, 2002. С. 233. В квадратных скобках пояснения Д. Х.
1078
А. Н. Кирпичников допускает, что к орденскому войску примкнули отряды датчан из Северной Эстонии (Кирпичников, 1996. С. 35). Думаем, что это предположение имеет мало вероятности. Датчан исключили из раздела земель в Пскове и Води, кроме того, они были увлечены внутренней междоусобицей, разгоревшейся после смерти короля Вальдемара в 1241 г. В. Урбан считает, что меченосцы, вошедшие в Тевтонский орден, планировали изгнать датчан из Эстонии после смерти короля Вальдемара (Urban, 2003. Р. 95; Урбан, 2007. С. 152).
1079
Большинство исследователей считает, что речь идет о разведывательном отряде, отправленном для выяснения численности немецких войск (Пашуто, 1956. С. 184; Караев, 1966. С. 155; Матузова, Назарова, 2002. С. 325, прим. 16; Urban, 2003. Р. 98; Урбан, 2007. С. 156).
1080
Домаш ранее упоминается в летописи в 1229 г. в составе бояр, которых Михаил Черниговский забрал с собой из Новгорода — из шести перечисленных бояр он назван третьим, сразу после Сбыслава Якуновича (НПЛ, 68, 275).
См. также: Янин, 1991. С. 12–16; Матузова, Назарова, 2002. С. 325, прим. 14.
1081
Под 1245 г. новгородская летопись сообщает, что в помощь новоторжцам, погнавшимся за литовцами, грабившими окрестности, пришли «Явидъ и врветъ со тферичи и дмитровци» (НПЛ, 79). В Синодальном списке НПЛ записано «Ерветъ», но в Комиссионном уже конкретно «Керветъ» (НПЛ, 304). Исследователи достаточно единодушно отождествляют этого Кербета с тем, что участвовал в бою «у моста» в Эстонии, но затрудняются определить, был ли он «тверским воеводой» (Пашуто, 1956. С. 184) или «дмитровским наместником» (Кучкин, 1996. С. 26). Е. Л. Назарова почему-то считает Кербета «новгородским воеводой» (Матузова, Назарова, 2002. С. 325, прим. 15).