«собравшеся псковичи съ пригорожаны, и идоша къ городку, и не обретоша Немець. Они же здумаша поити за Немцы к Воронию камени; и выедоша псковичи на озеро», — так изложены события в Псковской 1-й летописи[1113].
Псковская 3-я летопись дает более пространную — вероятно, отредактированную позже — версию событий: «совокупившеся псковичи и с пригорожаны и поидоша к городку, и не обретоша Немець, поне же Немци оушли оу свою землю. И посадники псковскыя и пьсковичи начаша доумати, коуда поити за ними. И сдоумаша и поидоша к Воронью Каменю; и выеха вся псковьскаа сила на озеро»[1114].
Выехав к Воронью камню, псковичи встретили чудина-доброхота, который поведал им о том, что немцы направились грабить русские села на остров Колпино в северо-западной части Псковского озера. За доброхотство псковичи пообещали Чудина отблагодарить. Той же ночью они направились на Колпино и подступили туда утром. 31 марта 1463 г. состоялась битва, в которой немцы были побеждены.
Опять мы встречаем две редакции событий. Псковская 1-я излагает следующим образом: «Прииде же из зарубежия Чюдинъ, поведаша Чюдинъ пъсковичемъ, что сила немецькая готова и хотятъ оударитися сию нощь на Колъпиное; псковичи же обещаша ему дати оброкъ за его доброхотьство. Они же на тую нощь поидоша в Колъпиное и приидоша тамо порану»[1115]. Псковская 3-я сообщает почти то же, но опускает упоминание об оброке, обещанном чудскому доброхоту:
«И пришедши доброхот из зарубежья Чюдинь, и сказа посадникомъ псковскым, что сила немецкая готова и хотять оударитися на шию нощь на Колпиное; и псковичи възвратишася на тоую же нощь, и поидоша в Колпиноя, и приидоша тамо порану…»[1116].
Караев, отдавая предпочтение тексту Псковской 3-й летописи, сделал следующее заключение:
«После того как псковское войско, миновав Вороний камень, выехало на озеро, т е. на лед, ему повстречался «доброхот из зарубежья чюдин», который сообщил, что немцы готовят нападение на русские поселения, находящиеся на о. Колпино. Узнав об этом, «псковичи възвратившеся на тую же нощь и придоша на Колпиное». Из сказанного видно, что, узнав об угрозе нападения на о. Колпино, псковские военачальники бросили предпринятое ими преследование, повернули назад и направились «на Колпиное». Как известно, о. Колпино находится в северо-западной части Псковского озера, и, следовательно, чтобы направиться к нему, псковичи действительно, если они перед тем двигались по льду в направлении низовья р. Омовжи, должны были, как сообщает летопись, возвратиться назад к восточному берегу Узмени с тем, чтобы затем двинуться на юг к о. Колпино»[1117].
Исследователь настаивает, что упоминаемый в летописи под 1463 г. Вороний камень тождественен современному Вороньему острову, до сих пор заметному над водной гладью. С этим был не согласен М. С. Ангарский, который в статье 1960 г., указал, что, по его мнению, известие от Чудина 30 марта 1463 г. было «несомненно получено где-то недалеко от Колпино»[1118], то есть псковичи двигались от Нового городка в сторону Мехикорма. Ангарский совершенно иначе локализовал летописный Вороний камень. Он фактически возвращался к версии М. Н. Тихомирова, высказанной в 1950 г. Исследователь обнаружил на карте 1781 г. деревню Киеви, расположенную на месте современной деревни Пнёво — ровно у самого узкого места озера напротив Мехикорма. Эстонское слово «киви» (kivi) означает «камень», из чего можно сделать вывод, «что в далеком прошлом в районе деревни Пнёво и мыса Сосница находилось урочище, называвшееся Вороньим камнем»[1119].
Караев жестоко раскритиковал Ангарского, но основным своим аргументом представил именно указание летописи, что 30 марта 1463 г. псковичи после получения сведений от Чудина вынуждены были возвратиться назад («псковичи възвратишася на тоую же нощь»): «Совершенно очевидно, что если бы псковское войско перед этим двигалось в сторону Колпина, т. е. на юг, ему следовало бы не возвращаться, а лишь продолжать движение в прежнем направлении»[1120]. Эта критика имеет здравое зерно. Действительно, сложно представить необходимость глагола «възвратишася», если псковичи прошли уже полпути от Нового городка до Колпино. Однако если присмотреться к известию Псковской 3-й летописи, то обнаруживается явный повтор: сначала псковичи «възвратишася на тоую же нощь», а лишь затем «поидоша в Колпиноя». Думается, что мы имеем дело с желанием летописца заполнить в тексте то место, где должно было сообщаться об оброке, пожалованном доброхоту-чудину. Первоначальная версия известия, судя по всему, представлена Псковской 1-й летописью и не имеет никакого указания на «возвращение» псковичей: 30 марта 1463 г. псковичи, выехав на озеро у Воронья камня, встретили эстонца, который сообщил им о нападении немцев на Колпино, куда псковичи и отправились[1121].
1121
Стоит добавить, что глагол «възвратишася» (или «въспятишася») вовсе не обязательно указывает на «возвращение» — речь вполне может идти о простом изменении маршрута. Так, при сообщении о походе под Раковор в 1267 г. летопись описывает предприятие так: новгородцы дошли до Дуб-ровны, где рассорились по вопросу о направлении похода и, «въспятишася», пошли за Нарву (НПЛ, 85). Речь в данном случае не шла о возвращении в Новгород, а об изменении маршрута — вместо того чтобы идти от Дубровны на юго-запад, пошли на северо-запад.