Если это не случайность, то подсказать литовцам проходы между псковскими сторожами, а также наиболее удачное время для вторжения мог только человек, который все это организовал, то есть князь Владимир. Сам он, скорее всего, с литовцами не сносился, а вот полочане вполне были на это способны. Иной, минующий Полоцк маршрут литовцев на Псков предположить затруднительно[225].
В том же 1211 г. эсты из Сакалы с союзниками из Уганди совершили нападение на латгалов, выступивших на стороне немцев в сражении на Койве. В события немедленно вмешались крестоносцы и нанесли эстам поражение, после чего совершили глубокий карательный рейд. Они использовали нападение из Сакалы как предлог для атаки на Уганди, жители которой якобы, по свидетельству Генриха Латвийского, принимали участие в походе на латгалов. В январе 1212 г. немцы с союзными (вероятно, крещенными) ливами и латгалами совершают один из самых дальних и дерзких своих походов через всю Уганди вплоть до Дерпта (Юрьева) и далее в Вайгу и Гервен[226].
Совершенно откровенное вторжение немцев в области, зависимые от Новгорода, вынуждает Мстислава Мстиславича к ответным действиям. Генрих Латвийский об этих событиях пишет так:
«Когда великий король Новгорода Мстислав (Mysteslawe) услышал о тевтонском войске в Эстонии, он тоже поднялся с пятнадцатью тысячами воинов и пошел в Вайгу, а из Вайги — в Гервен, не найдя тут тевтонов, двинулся дальше в Гариен и осадил замок Варболе и бился с ними несколько дней. Осажденные обещали дать ему семьсот марок ногат, если он отступит, и он возвратился в свою землю»[227].
Русская летопись сообщает о произошедшем без связи с действиями немцев. Известие по содержанию достаточно сухое, но начинается зловеще и далее содержит много выразительных подробностей:
«Месяца февраля въ 1 день, в неделю сыропустную, громъ бысть по заутрении… Того же дни иде князь Мьстиславъ с новгородци на Чюдь на Ереву, сквозѣ землю Чудьскую к морю, села их потрати и осѣкы ихъ возмя; и ста с новгородци под городомъ Воробииномъ, и Чюдь поклонишася ему; и Мьстиславъ же князь взя на них дань, и да новгородцемъ двѣ чясти дани, а третьюю часть дворяномъ; бяше же ту и Плесковьскыи князь Всеволод Борисовиць со плесковици, и Торопечьскыи князь Давыдъ, Володимирь брат; и приидоша вси здрави со множествомъ полона»[228].
Несмотря на то что путаница в летописной хронологии вносит некоторое смущение, исследователи уверенно относят этот поход к началу 1212 г. Впечатляет наличие у Генриха Латвийского излишних подробностей о размере дани (700 марок ногат), уплаченной жителями Варболе (Воробиина), и размере русского войска (15 тысяч). Этих данных русская летопись не приводит.
Создается впечатление, что немцы очень пристально следили за действиями Мстислава, представлявшего для них действительную угрозу[229]. Вероятно, после этих событий между рижанами и Новгородом произошел обмен посольствами. Был восстановлен мир на условиях status quo.
Вполне возможно, что немецкие представители застигли Мстислава еще в Вайге и убедили его в том, что их набег не носил антирусского характера. Именно этим можно объяснить то, что князь не стал двигать полки в южном направлении (в Уганди, в Сакалу или на Ригу), но пошел в незатронутые крестоносцами области. Вероятно, ему предоставили заверения в том, что конфликт исчерпан и более такого не повторится. На несколько лет в Эстонии действительно утвердилось спокойствие. Прервались как русские, так и немецкие набеги. Линия на замирение и стабилизацию, проводимая Мстиславом, распространялась даже на его опального брата Владимира, который не сдружился с рижанами и вообще ливонской администрацией и в итоге вновь вернулся на Русь (примерно конец 1214–1215 гг.)[230]. Вскоре он опять утвердится в Пскове и станет приверженцем резко антинемецкой политики.
225
Еще может быть вариант движения через Ливонию или Латгалию. Но для литовцев, тем более отягощенных добычей, это было небезопасно. Их давняя вражда с немцами известна. Да и не успел бы Владимир Псковский подговорить их за столь короткий срок: в марте-апреле его изгнали, а в июне уже набег. То же известие в редакции Новгородской IV летописи звучит еще более определенно и сжимает сроки произошедшего: «Изгнаша Псковнцн отъ севе князя Бододимеря Торопьскаго, а сами идоша на озеро; и Литва прншедъ» (Н4, 184). Е. Л. Назарова предполагает, что Владимир таки добился от Полоцка некоего соглашения, а в Ригу отправился, чтобы присоединить к альянсу немцев (Матузова, Назарова, 2002. С. 165, прим. 12). Однако совместных действий Риги, Полоцка и Владимира Мстиславича мы позднее не наблюдаем. Полоцк явно выступал обособленно. С этим, возможно, связано и то, что в 1212 г. епископ Альберт решается разорвать даннические обязательства с этим княжеством, бесполезным как союзник и безопасным как противник.
229
Казалось бы, известия о походе ни в летописи, ни у Генриха Латвийского не позволяют утверждать, что Мстислав пытался атаковать немцев. Однако исследователи единодушны в мнении о том, что этот поход был направлен именно против немцев (Чешихин, 1885. С. 162–163; Арбузов, 1912. С. 28; ГЛ. С. 516).
230
Сначала Владимир Мстиславич пытался опереться на немцев для возвращения себе псковского стола или хотя бы каких-то областей в Эстонии. Однако после похода Мстислава в начале 1212 г. эти планы провалились. Он вынужден был переключиться на деятельность внутри Ливонии и Латгалии, где в 1212 г. участвовал в подавлении восстания местных жителей (ГЛ. XXI, 3; Назарова, 1982. С. 104–106). Затем епископ Альберт подарил Владимиру замок Метимне (
См.: Матузова, Назарова, 2002. С. 167–168.