Возможно, что именно нерасторопность Святослава Мстиславича, его опрометчивое поведение в вопросах внешней политики, сочетавшееся с излишней резкостью в отношениях с республиканской администрацией Новгорода, стоили ему княжеского стола[265]. Уже в начале следующего, 1218 г. отец, киевский князь Мстислав Романович, отозвал его на юг, а новгородцам предложил своего младшего сына Всеволода[266]. Горожане решили пока сохранить верность династии Ростиславичей и покорно согласились с новой кандидатурой. Новый князь попытался сразу блеснуть перед новыми подданными воинскими талантами, которые стали совершенно необходимыми в условиях эскалации борьбы за Прибалтику.
К августу 1218 г. была, наконец, собрана значительная армия для вторжения в Ливонию:
«Того же лѣта иде князь Всеволод с новгородци к Пертуеву, и усрѣтоша сторожевъ Нѣмци, Литва, Либь, и бишася; и пособи богъ новгородцомъ, и идоша под город и стояша 2 недели, не взяша города; и приидоша здрави вси»[267].
Генрих Латвийский утверждает, что в целом русское войско включало 16 тысяч воинов, «которых великий король Новгородский уже два года собирал по всей земле Русской, с наилучшим вооружением, какое было в Руссии»[268]. Полки соединились в Уганди с отрядами эстов и двинулись на юго-запад. Немцы немедленно выступили навстречу и преградили им путь на границе. Однако надолго задержать продвижение русских они не могли. В бою крестоносцы были наголову разгромлены[269]. Союзные ливы и латгалы даже испугались помогать им. По свидетельству Генриха Латвийского, лишь завидев количество построившихся к битве русских, ливские и латгальские ополченцы бросились бежать врассыпную:
«И каждый из ливов и леттов, кто доходил до холмика у реки, где выстроились полки, увидев численность русского войска, тотчас отступал назад, как будто получив удар дубиной в лицо, и, развернувшись, бросался бежать. И бежали они один за другим, видя летящие на них русские стрелы, и, наконец, все обратились в бегство. И остались тевтоны одни, а было их всего двести, да и из них некоторые отступили, так что осталась едва ли сотня, и вынесли они на себе все тяжести битвы»[270].
Даже при вполне характерных преувеличениях, свойственных хроникеру, смелость и мужество крестоносцев производят выразительное впечатление. Пусть даже тысяча воинов, а не сто, против 16 тысяч — это тоже весьма показательная храбрость. А в данном случае немцев было явно меньше. В русской летописи они вообще названы «сторожами», то есть дозорным отрядом[271]. Отвага и рыцарская удаль, неоднократно проявляемые немцами в своих действиях в Прибалтике, стали залогом их позднейших успехов и долголетнего господства в регионе. Боевой дух крестоносцев был очень высок. Рижане действительно воспринимали тот отряд, который был отправлен против русских, армией и планировали идти с ней на покорение Гарии и Ревеля[272]. Новгородцы немало бы подивились, узнав об этом: они считали что бились со сторожевым отрядом. Однако и ранее, и позднее иноземцы именно такими небольшими группами совершали свои вторжения и одерживали судьбоносные победы.
После разгрома немцев на границе Уганди в конце августа 1218 г. русские войска, возглавляемые Всеволодом Мстиславичем и Владимиром Псковским, вступили на земли ливов и латгалов. Немецкие источники называют этот поход первым разорением Ливонии[273]. В течение нескольких недель северные ливские и латгальские области подвергались грабежу и погрому. Возможно, отяготившись добычей с этих территорий, русские далее к Даугаве не пошли и вернулись в Уганди, где они получили известие о нападении на Псков литовцев, после чего заспешили домой[274]. Судя по их поведению, в планы организаторов похода не входили штурм Риги и изгнание немцев из Прибалтики. На современный взгляд, обладая численным и тактическим превосходством, русские проявили удивительную пассивность. Всем своим поведением они демонстрировали, что основной целью для них является дань, давно не собиравшаяся с земель ливов и латгалов, а вовсе не уничтожение немецких факторий на Даугаве.
Конечно, разгрому подверглись тыловые базы крестоносцев, были ослаблены хозяйственно-экономические силы немцев, был поставлен под сомнение их авторитет защитников местного населения. Однако за время военных действий не было захвачено ни одной крупной вражеской крепости. Сейчас эти события представляются налетом, но никак не спланированным вторжением.
266
Новгородской первой летописи известие о замене на князя Святослава Мстиславича на Всеволода находится в самом начале статьи 6727 года (НПЛ, 59, 260), который следует за тем годом, в котором Святослав прибыл в Новгород, а это 1217 год. Следовательно, прибытие Всеволода Мстиславича на княжение в Новгород относится к марту-апрелю 1218 г., а Святослав, таким образом, правил не более 8–9 месяцев и не совершал походов в Эстонию.
269
ЛРХ повествует о разгроме крестоносцами одного из русских отрядов, а затем указывает на успешные действия немцев, упредивших переправу русских сил через некую реку (LR, ѵ. 1553–1612; Матузова, Назарова, 2002. С. 196–197). Однако Генрих Латвийский, также сначала сообщивший о разгроме русских, далее излагает подробности вторжения русских в Ливонию и ее полное разорение (ГЛ. XXII, 2–5). Судя по всему, речь идет о победе немцев в столкновении с одним из передовых отрядов новгородской армии. Затем немцы отступили, укрылись в Риге и никаких активных действий против русских не предпринимали, позволив им спокойно собирать дань.