Однако новгородские источники сообщают о походе 1218 года, как о крупном военном предприятии. Необычным выглядит лишь направление похода, отмеченное в летописи — «к Пертуеву»[275]. Одни исследователи видят в этом слове искаженное название Пярну (Пернов), другие — своеобразное обозначение второго замка в Вендене (Цесисе) по имени его хозяина Бертольда, «Бертольдов» (=Бертуев) город[276]. Примечательно, что в некоторых летописях (Софийской I, Новгородской IV, Воскресенской) тот же, судя по всему, поход сориентирован «на Ригу»[277]. Если это не позднейшая корректура, то следует предположить, что «Пертуев» действительно следует искать в Ливонии, а не на месте будущего Пярну (Пернова). Следовательно, в цели новгородского похода действительно входил захват или разорение округи некоего замка. Собственно, он и назван в хронике Генриха Латвийского «замок вендов (castri Wendorum)», укрепленный центр маленького прибалтийского народа вендов, рядом с которым около 1208 г. немцами, среди которых находился рыцарь Бертольд (погиб в 1217 г.), был выстроен Венден (Wenden)[278]. Неудача при осаде вендского замка заставила руководителей русских войск начать отступление. Отягощенные тяжелой добычей, они вернулись в Уганди и затем в Псков.
Следует признать, что все действия русских вполне соответствовали принятой в то время тактике ведения войны.
Приступ был слишком кровопролитен, а осада требовала времени и средств: если в первые несколько дней/недель замок не сдавался, его обходили стороной. В случае нападения на Ригу ее штурм потребовал бы значительных потерь, которые уже были понесены при осаде небольшого вендского «Пертуева». Ливония тогда включала земли исключительно по правому берегу Даугавы, отчего ее столица оказывалась не центральным городом в области, а, скорее, самым западным и удаленным. Если не учитывать административного статуса Риги, то поход к ней не выглядел уж столь обязательным. Окрестности города тогда же подверглись ограблению эзельцами[279], выступавшими неизменными союзниками русских в войнах с крестоносцами. Разорив страну и раздавив ее главные военные силы, можно было праздновать победу. Однако это только если речь идет об изолированной территории, лишенной иных источников пополнения людских ресурсов. Особенность Ливонии заключалась в постоянном притоке вооруженных сил из Европы, пилигримов, среди которых очень часто встречались настоящие специалисты в военном искусстве.
«Конечной целью западной политики Мстислава [Удалого] было не создание в Эстонии застав, не обращение эстонцев в христианство, не расширение территории Новгорода и Пскова на запад, а стремление сдержать чудь, отбить у нее охоту к нападениям на Новгородскую землю, поддержать систему обложения данью, действовавшую с середины XII века, а самое главное, создать что-то вроде дамбы против постоянно вторгавшихся сил Немецкого ордена», — писал Дж. Феннел[280]. В общих чертах такое заключение английского историка выглядит вполне справедливым. Мстислав в первые годы своего новгородского княжения действительно проводил осознанную политику, направленную на обеспечение южных и западных границ. Вероятно, предполагалось создание в Эстонии и Северной Латгалии буфера, состоящего из непосредственно зависимых от Руси земель, которые должны были амортизировать возможные нападение эстов из других, менее доступных для контроля, областей. Нападения немцев ожидать не приходилось, открытого столкновения они пока боялись. С другой стороны, их проникновение в эстонские земли, независимые от Руси, также не поощрялось. Ответственным за буферные территории, отношения с иноземцами и безопасность юго-западных границ Новгородской земли был назначен князь Владимир Мстиславич, получивший в управление Псков и Великие Луки. В общих чертах эта система продолжала существовать и в 1218 г. Хотя уже более двух лет шла война, задевавшая тем или иным образом большую часть эстонских земель, но буферную полосу из Талавы, Уганди, Вайги и Виронии русским пока удавалось сохранить. Поход в Ливонию должен был компенсировать те потери, которые понесло русское влияние в Эстонии. К сожалению, с этой целью он не справился.
276
Карамзин, 1991. C. 451. C. А. Аннинский считал, что под замком вендов подразумевается Старый Венден (Ср. ГЛ. X, 14), в котором вместе с вендами братья-рыцари первые годы и жили (ГЛ. XII, 6; XIV, 8). Позднее Бертольд на том же месте выстроил «более значительный город, называемый в наших летописях "Пертуев", т. е. Бертольдов» (ГЛ. С. 546, прим. 264). С этим обычно соглашаются и позднейшие исследователи, хотя известно, что у рыцарского замка Венден (Цесис), возведенного Бертольдом, в русских источниках имелось наименование «Кесь» (Матузова, Назарова, 2002. С. 295, прим. 2). Вероятно, следует допустить, что старый замок вендов («Пертуев») и Венден («Кесь») имели в русских источниках различные наименования.
277
С1, 274; Н4, 197; Воскр., 124. Сообщение об осеннем походе новгородцев на Ригу отнесено в летописях к окончанию обширной статьи 6724 года, то есть он датирован осенью 1216 г. Эта дата представляется совершенно недопустимой хотя бы уже потому, что именно тогда в свой поход в Уганди ходил Владимир Псковский, а Всеволод Мстиславич еще не княжил в Новгороде. Скорее всего, речь идет о путанице, случившейся при сведении в летопись данных разных источников. Поход к Риге, то есть «к Пертуеву» (в указанных летописях этот географический ориентир не зафиксирован), следует относить к 6726 мартовскому или 6727 сентябрьскому году. Именно эти годы в названиях статей Новгородской IV летописи записаны с разночтениями. Так, 6726 год в некоторых списках читается как 6727 или 6725 год, а 6727 год — как 6725 (Н4, 197–198). Тот же двухлетний сбой мы фиксировали и при рассмотрении хронологии походов в Эстонию Мстислава Удалого. Вероятно, события начала XIII в. в Новгороде были записаны в нескольких письменных памятниках, использовавших различные системы счисления времени. При сведении этих известий в один текст редактор не разобрался с хронологией и допустил непредвиденные ошибки.
278
Народность вендов упоминается как в хронике Генриха Латвийского, так и в папской булле 1208 г. (SLVA. № 46). До переселения в район будущего Вендена (Цесиса) они жили в низовьях Даугавы в районе Риги, куда были вытеснены куршами с Куршского полуострова (Матузова, Назарова, 2002. С. 178, прим. 31). В тех летописях, где поход под «Пертуев» назван походом на Ригу (С 1, 274; Н4, 197; Воскр., 124), вполне могло отразиться давнее представление новгородцев о том, что Рига и есть тот самый город вендов. Кроме того, сами венды считаются западнославянского происхождения, то есть родственными новгородцам. Имеются и другие версии.
См.: Седов, 1987. С. 33–34; Матузова, Назарова, 2002. С. 178, прим. 31.