Немецкие и эстонские походы должны были не на шутку встревожить новгородцев. Одно дело, когда речь идет о традиционно беспокойном русско-эстонском порубежье, но совсем иное, когда разорению подвергаются исконно русские земли Новгородской округи или стратегически важные области вдоль торговых путей по южному берегу Финского залива и Неве. Надо полагать, новгородцам не требовалось много времени, чтобы в полной мере оценить ту угрозу, которую содержало в себе подобное развитие событий. Однако немедленно отреагировать они, все же, не имели возможности.
Лишь вернувшись из победоносного похода в 1221 г., Святослав удалился домой, а в Новгороде оставил почивать на лаврах малолетнего княжича Всеволода. Последний оказался недостаточно уверенным в себе юношей, которого беспокоили протореспубликанские порядки в подведомственных землях. Испугавшись некоего неудовольствия новгородцев и не пожелав вступать с ними в диалог, Всеволод Юрьевич поздней осенью 1222 г. вместе со всем своим двором бежал к отцу во Владимир-Залесский. «Новгородци же печални быша о томъ»[311]. Они послали к Юрию просить не оставлять их одних и направить к ним вместо своего сына брата. Возможно, они надеялись получить в качестве князя Святослава Всеволодовича, который уже бывал на новгородском столе. Но великий князь решил, что на эту должность более подходит Ярослав.
Вполне вероятно, что бегство Всеволода было обусловлено его неспособностью организовать и обеспечить военные действия в Прибалтике. Такой вывод можно сделать хотя бы из того, что как только в 1223 г. в город прибыл новый князь Ярослав Всеволодович, он незамедлительно направился в поход в Эстонию:
«Приде князь Ярославъ от врата, и иде съ всею областию къ Колывань), и повоева всю землю Чюдьскую, а полона приведе бещисла, нъ города не взяша, злата много възяшя, и придоша вси съдрави»[312].
За сухими строчками летописного текста скрывается весьма колоритная и острая ситуация, сложившаяся в 1222–1223 гг. в Эстонии. Летом 1222 г. датчане, возглавляемые самим королем Вальдемаром II, высадились на Эзеле и приступили к строительству каменного замка. На помощь к ним подошли и войска из Риги. Совместными силами они в открытом бою разбили ополчение местных жителей и, решив, что успех достигнут, удалились на континент. Во вновь построенном замке остался лишь небольшой гарнизон, возглавляемый братом рижского епископа Теодорихом, тестем Владимира Псковского[313].
Дождавшись ухода основных сил немцев и датчан, эзельцы собрались, построили осадные машины и захватили замок интервентов[314]. Успех операции произвел на них столь сильное впечатление, что они решили поделиться им с остальными эстонскими соплеменниками:
«Эзельцы разрушили замок по всей окружности стен, не оставив камня на камне, и послали по всей Эстонии весть о том, что взяли замок короля датского и выгнали христиан из своих владений. Они по всем областям уговаривали эстов сбросить с себя иго датчан и уничтожить в стране христианство, утверждали, что датский замок взять легко, и учили людей строить осадные машины, патерэллы и прочие военные орудия. И пришла беда в страну»[315].
На их призывы сначала откликнулись жители Роталии, Гарии и Виронии. Затем к восстанию присоединились и другие. В начале 1223 г. в Сакале, Гервене и Уганди местные жители перебили всех немецких рыцарей, судей, представителей администрации и священников[316]. Меченосцы были изгнаны из замков Вильянди, которым они владели с 1211 г., и Юрьева (Дерпта), где они находились с 1212 года[317]. Поднялась общеэстонская волна борьбы с немецкими и датскими захватчиками:
«По всей Эстонии и на Эзеле прошел тогда призыв сражаться с датчанами и тевтонами, и самое имя христианства было изгнано из всех уголков этой страны. Русских же из Новгорода и из Пскова эсты призвали к себе на помощь, закрепив мир (firmantes pacet) с ними и разместив некоторых в Дорпате, а некоторых — в Вилиенде, других же — в других замках, чтобы сражаться против тевтонов и латинян и вообще христиан; разделили с ними коней, деньги, все имущество братьев-рыцарей и купцов и все, что захватили, а замки свои весьма сильно укрепили, выстроили по всем замкам патереллы и, поделив между собою много баллист, захваченных у братьев-рыцарей, учили друг друга пользоваться ими.
311
НПЛ, 61, 263. Это сообщение содержится в летописной статье 6730 года, в которой причудливым образом переплетены события от 1221 (вокняжение в Новгороде Всеволода Юрьевича) до конца 1222 года (бегство из Новгорода Всеволода Юрьевича). Скорее всего, здесь сведены известия из двух источников, пользовавшихся различными хронологическими шкалами: сентябрьской и мартовской. Так, прибытие в Новгород Всеволода Юрьевича и затем Святослава Всеволодовича произошло в 1221 г., а следовательно, может быть отнесено к 6730 сентябрьскому году (09.1221–08.1222). Бегство Всеволода и новгородское посольство во Владимир-Залесский за новым князем относится к концу 1222 г., то есть к 6730 же, но мартовскому году (03. 1222–02.1223).
312
НПЛ, 61, 263. Следует заметить, что прибытие Ярослава в Новгород в рамках одной летописной статьи отмечено дважды: первый раз просто прибытие, а второй раз — прибытие и немедленный поход в Эстонию. Если в данном случае мы вновь не имеем перед собой сведения из двух независимых источников, то, вероятно, Ярослав сначала поехал Новгород разобраться в ситуации и вернулся в Переяславль Залесский для сбора полков, а уж потом опять пришел к Новгороду с войском и незамедлительно направился в Прибалтику, то есть на Колывань (Ревель, Таллин).