«и оттоле въспятися назадъ князь Святославъ в Русь, и уразумевъ, яко сии [Борис Негочевич и его последователи] солгаша имъ»[565].
Без князя оппозиционеры не решились идти в Новгород. Вместо этого они совершили стремительный рейд на Псков, их впустили в город, и они взяли в плен единственного оказавшегося в городе представителя князя Ярослава — Вячеслава Бориславича, «и бивъше его, оковаша и́»[566].
Михаил Черниговский их выгнал, Святослав Трубчевский бросил: не сумев разыграть черниговскую карту, Борисовцы решили попытать счастья в сфере новгородско-псковских противоречий. Судя по событиям 1228 г., псковичи тогда формально признали верховенство Новгорода и князя Ярослава, но сохранили широкую автономию. Внешнюю политику Псков продолжал строить вокруг мира с Рижским епископом, хотя новгородцы неоднократно пытались его нарушить: в 1230 г. этому помешал только Михаил Черниговский. Пока волховскую столицу сотрясали социальные беспорядки и смена князей, псковичи сохраняли внутриполитическое спокойствие. На их самостоятельность после 1228 г. никто не покушался, да и не до того было новгородцам.
Прибытие весной 1232 г. оппозиционеров во главе с Борисом Негочевичем возродило прежние амбиции псковичей. Горожане их приняли и позволили захватить Ярославова мужа Вячеслава, который находился там с некоей дипломатической функцией[567].
Своеволия псковичей вызвали волнения в Новгороде. Судя по тому, что летопись говорит «бысть мятежь великъ»[568], горожане были не совсем единодушны. Князь Ярослав в это время был в Переяславле, вместо него княжили дети. Отсутствие Ярослава говорит о том, что Борисовы оппозиционеры подгадывали свое выступление, имели в городе сторонников и информаторов. Но как только вспыхнули волнения, за Ярославом неотлагательно послали, и он очень быстро прибыл. Сразу были арестованы все псковичи, оказавшиеся в Новгородской земле. Их заперли в княжеской резиденции на Городище. Мятеж, видимо, быстро улегся. Видно было, что князь действовал без вечевого совета; даже не доверил новгородцам охрану арестованных псковичей. Очевидно, что ущерб понесли прежде всего его полномочия.
В Псков было отправлено грозное послание:
«мужа моего пустите, а темъ [группе Бориса Негочевича] путь покажите прочь, откуда пришли»[569].
Но псковичи не отступили. Было созвано вече, а на нем принято решение стоять на своем до последнего («Они же сташа за ними крепко»): Бориса Негочевича со сподвижниками не выдавать. В Новгород послали:
«прислите к нимъ жены ихъ и товаръ, тоже мы Вячеслава пустимъ; или вы собе, а мы собе»[570].
Примечательные требования: отпустить жен и вернуть «товар». Можно заключить, что за Борисом Негочевичем, Водовиковичами, родственниками Семена Борисовича и Миши сохранялись некие имущественные права в Новгороде. Речь идет про четыре крупных семейных клана — богатых и с большой историей. Надо полагать, собственности у них было немало. Но если права на земельные держания они фактически носили с собой, то «товар» (имение, имущество, добро, нажитое), оставшийся в Новгороде, вряд ли сохранился в неприкосновенности после почти полутора лет скитаний. Скорее всего, речь идет про их походный обоз[571], который они бросили или у них отбили его у села Буйце. Видимо, не зря летописец отметил, что «Борисова чадь» «въгонивше въ Пльсковъ» — надо полагать, они бежали из-под Буйце на новгородской границе после боя со сторожами или княжеским отрядом, высланным им на перехват. Тогда же оппозиционеры бросили и жен.
Из Чернигова их просто выгнали вместе с семьями и скарбом, в Новгород после разгрома под Буйцем дорога была заказана, оставался Псков, куда они и отправились на поселение. Перед горожанами они, вероятно, продемонстрировали все свои достоинства и возможности. Псковичи должны были понять, что вместе с новыми деятельными гражданами они приобретали хорошие торговые, деловые и политические связи. Например, Борис Негочевич мог похвастать добрыми отношениями с династией Ольговичей, влиятельной семьей, способной противостоять суздальцам.
Борис с товарищами обманул псковичей. Ольговичи и не думали биться за Новгород и, тем более, за Псков. Прибытие новгородских оппозиционеров принесло Пскову только беды. Ярослав настроен был решительно. Мира с псковичами он не взял, войной не пошел, но ввел торговую блокаду — его излюбленный метод:
567
Из текста летописи становится ясно, что Вячеслав — «муж Ярослава», но, как известно, в 1228 г. все сторонники Ярослава были из Пскова изгнаны. Следовательно, он не был ни посадником псковским, ни новгородским наместником и не мог выполнять в Пскове иных административных функций. В связи с этим В. Л. Янин предположил, что Вячеслав прибыл в связи с неким «дипломатическим поручением» (Янин, 1992. С. 10; Валеров, 2004. С. 157). Вполне допустимое предположение, но возникает вопрос: касались ли его функции новгородско-псковских, новгородско-переяславских отношений или, например, отношений Ярослава с Ригой, Орденом?
571
Такое значение часто встречается в летописи (НПЛ, 57). Ср.: Даль, 1978. Т. 4, С. 408–409.