Однако как мы видим, Рогожский летописец укладывает в рамки одной статьи мятеж в Литве и бегство Довмонта[446]. Отличие только в словах «въ 70 друговъ», но если это не описка, то может говорить про размер дружины Довмонта, входившей в те же 300 беглых семей.
В 1264–1265 гг. в Пскове происходили процессы интеграции переселенцев[447]. Только весной 1265 г. Довмонт стал псковским князем. Причем, очевидно, вовсе не воспринимался как независимый государь. Его функции, вероятно, первоначально не распространялись далее военных. В политическом отношении он оставался зависимым от владимирского великого князя и, скорее всего, новгородского.
По сообщению «Повести о Довмонте», составленной в Пскове во второй четверти XIV в., князь отправился в свой первый поход на Литву «по неколицех днех» после своего вокняжения[448]. Это позволяет предположить, что никаких иных претензий на власть, кроме как руководство военным предприятием против Литвы, Довмонт в первое время не предъявлял. Он склонил псковичей к участию в походе, который оказался удачным. Только после этого встал вопрос о постоянных функциях Довмонта.
А. В. Валеров считает, что Святослав Ярославич был псковским князем и был изгнан из Пскова еще до прибытия Довмонта[449]. Никаких оснований к этому источники не дают. Сложно представить, что псковичи беспричинно изгонят старшего сына великого князя, даже характеризуемого военно-политической пассивностью.
С другой стороны, мы отмечали, что на протяжении многих предшествующих лет псковичи несли поражения от литвы: 1236 (при Сауле), 1239 (на Камне), 1240 (у Изборска), 1247 (на Кудепи) гг. Исключения составляли предприятия в 1242, 1253 и 1262 гг., когда псковичи выступали в союзе с новгородцами. Однако псковские летописи не акцентируют внимание на этих успехах: вслед за известием о поражении на Кудепи в 1247 г. сразу следуют вокняжение Довмонта и победоносный поход на Герденя[450]. Под руководством литовского эмигранта, озлобленного на своих соотечественников, псковичи вернули уверенность в силе своего оружия — самостоятельно, без помощи «большого брата» Новгорода, способного нанести сокрушительное поражение давним недругам.
В. Т. Пашуто о смене Святослава писал мягко: его «вытеснил» Довмонт[451]. Молодая община, находящаяся в стадии становления, сделала ставку на удачливого военачальника и в очередной раз (как в 1232 и 1240 гг.) пошла на возможное обострение отношений с великим князем. Ярослав Ярославич, который занял новгородский стол 27 января 1264 г., а вскоре стал и великим князем, вполне мог рассматривать действия псковичей как бунт. Как сообщает Новгородская летопись, летом 1265 г. Ярослав прибыл в Новгород с полками, собираясь идти изгонять Довмонта. Но его упросили новгородцы:
«новгородци же възбраниша ему, глаголюще: «оли, княже, тобе с нами уведавъшеся, тоже ехати въ Пльсковъ»»[452].
Видно, что князь (к тому времени уже великий) опасался действовать вразрез намерениям новгородцев. При реконструкции событий важно отметить, что летопись фиксирует диаметральную смену в течение года позиций сторон. После прибытия в Псков 300 семей новгородцы хотели их перебить, но «не выда ихъ князь Яросллвъ». А теперь Ярослав собрался идти на псковичей с вокняжившимся у них литвином, но на это не согласились сами новгородцы. Надо полагать, что действия Ярослава, который разрешил сыну крестить эмигрантов и позволил им поселиться в русских землях, первоначально основывались на неких внешнеполитических факторах: великий князь пытался оказать поддержку противникам Войшелка.
Весной 1264 г. умер Андрей Ярославич, сменивший на великокняжеском столе Александра Невского. Новым великим князем Владимирским стал Ярослав. Надо полагать, он немедленно отправился во Владимир и находился там все первое время после восшествия на престол. В Новгороде, должно быть, остался Святослав, который ездил в Псков для разрешения ситуации, когда получил известие о прибытии туда большой группы эмигрантов. В 1263 г. после убийства Товтивила его сын бежал в Новгород; теперь его примеру последовал нальшанский князь. Между прочим, другие противники Войшелка иногда бежали и в Ливонию (например, Шюкшта)[453]. Таким образом, можно предположить, что Ярослав опасался, что столь удачно начавшаяся война русско-литовского союза в Прибалтике сойдет на нет при смене литовского короля. Тройнат готов был продолжат военные действия, а Войшелк, судя по всему, склонялся к миру. Об этом свидетельствует и мирный договор, который заключил в Риге князь Гердень в декабре 1264 г. — вероятно, от имени Войшелка.
446
Даже ссылаясь на Рогожский летописец, А. В. Валеров почему-то продолжал датировать прибытие Довмонта в Псков 1266 годом (Валеров, 2004. С. 199–200).
447
Церковная традиция указывает, что Довмонт в святом крещении получил имя в честь мученика Тимофея Газского (Кесарийского), чья память отмечается 19 августа (ст. ст.). В честь этого святого в 1373 г. был освящен храм в Пскове в Довмонтовом городе: «поставлена бысть церковь камена святого Тимофея, Доманта князя» (П1Л, 23; П3Л, 105. О том же храме: П2Л, 28). О церкви Тимофея Газского в Пскове см.: Спегальский, 1963. С. 23, 41; Антипов, 2000. С. 84; Охотникова, 2007. С. 493. Можно предположить, что крещение Довмонта произошло 19 августа 1264 г.
448
Охотникова, 2007. С. 415. Стоит иметь в виду, что, несмотря на составление первоначальной версии «Повести о Довмонте» во вторая четверть XIV в., как доказала В. И. Охотникова, все сохранившиеся ее редакции относятся к периоду не ранее XV в. (Охотникова, 2007. С. 391–398, 407–409).
449
Валеров, 2004. С. 199. Псковским князем в эти годы считают Святослава и другие исследователи: Борзаковский, 1994. С. 81; Клюг, 1994. С. 63.