Одновременно, судя по всему, в конце 1263 г. вскоре после изгнания Дмитрия Александровича был заменен и тысяцкий. В 1257 г. вместе с Михаилом Федоровичем тысяцким был избран Жирослав, который упоминается и в договорной грамоте с немецкими городами (1263/1264 гг.)[478]. Однако в докончальных грамотах с Ярославом Ярославичем фигурирует уже тысяцкий Кондрат, погибший впоследствии в Раковорской битве[479]. Очевидно, что смена тысяцкого произошла незадолго до приглашения на новгородский стол Ярослава. Причины этой ротации, вероятно, стоит искать в тех же тенденциях к дистанцированию от суздальской политики, которые мы наблюдали в 1255 г. и будем наблюдать позднее.
В 1264 г. казалось, что Ярослав надолго обосновался на Волхове, но буквально через несколько месяцев умер великий князь Андрей Ярославич, и новгородский правитель занял его место. Город опять оказался в ситуации, когда над ним верховодит великий князь и его дети-наместники. Надо полагать, с попыткой продемонстрировать Ярославу, что не все в его власти, было связано и сопротивление новгородцев походу на Псков в 1265 г. Псковичи выступили пробным камнем для новгородцев: они пригласили себе князя-воеводу со стороны и даже не посоветовались с суздальцами. Неизвестно, какие аргументы они действительно представили великому князю — но воевать за его полномочия они отказались.
Как писал В. Т. Пашуто, новгородцы «надеялись найти в Довмонте союзников против притязания самих суздальских князей и не ошиблись»[480]. Отказываясь поддержать Ярослава против Довмонта, новгородцы противились не ради псковичей, а ради сопротивления великокняжеской политике[481]. Разумеется главным аргументом в их устах должны были выступить военные успехи Довмонта: вероятно, к этому времени уже стало известно о его победе над Герденем. Кроме того, Довмонт вовсе не собирался вносить раскол с административную иерархию на Руси. Наоборот, он хотел включиться в нее. Только альянс с великим князем мог закрепить для Довмонта Псков — никакая фронда против великокняжеской власти не привела бы его в пантеон защитников православия.
Летом 1265 г., когда Ярослав пришел в Новгород с полками на Довмонта, им двигала обида за своеволие псковичей[482]. Однако и он был заинтересован в прочной защите на Западе. Если Довмонт не стал выдвигать исключительных требований и признал верховенство Ярослава, то этим и смог удержать власть. Вполне возможно, что первое время Довмонт не обладал в Пскове административно-судебными функциями, но был просто воеводой. Его статус, должно быть, изменился позднее — после смерти Ярослава (ум. 1272). Но и тогда прочное псковско-новгородский согласие не дало трещины. Став псковским князем, Довмонт более 30 лет сохранял «деятельный союз с Новгородом»[483].
В. Л. Янин считает, что в эти годы в Новгороде сложился постоянный совет при посаднике — некий олигархический орган республиканской власти[484]. В 1268 г. Ярослав, прибыв в Новгород после Раковорской битвы, осуждал за неверную внешнеполитическую линию и хотел лишить волости Жирослава Давыдовича, Михаила Мишинича и Елферия Сбыславича[485]. Скорее всего, эти люди воплощали вместе с погибшим в Раковорской битве посадником Михаилом Федоровичем и тысяцким Кондратом некую группировку сторонников суверенитета, располагавших полномочиями на определение внешней политики общины[486]. Нередко можно наблюдать, как государства, осознавшие новый уровень своей политической зрелости, начинают развивать внешнюю экспансию и самоутверждаться за счет соседей. Подобное происходит и при организации совместного Новгородско-Псковского похода на Литву в 1266 г. Назначение Елферия Сбыславича руководителем экспедиции было связано со стремлением представить этот поход князю как некое вольное предприятие частных лиц, а не государственную кампанию. В случае поражения можно было бы диверсифицировать ответственность.
Удача в эти годы преследовала северян. Походы 1265–1266 гг., с одной стороны, не привели к существенному изменению внутриполитической ситуации в Литве и не поколебали положения Войшелка, но, с другой стороны, на длительное время — почти навсегда — обеспечили от литовских набегов псковские рубежи. Фактор литовской угрозы был забыт на Северо-Западе Руси почти на столетие.
482
Исследователи обычно связывают негативную реакцию Ярослава на вокняжение Довмонта с тем, что литовец изгнал из Пскова великокняжеского сына Святослава (Беляев, 1867. С. 229; Никитский, 1873. С. 100). Однако скорее всего, Святослав (старший сын Ярослава), после того как его отец стал великим князем, был наместником по крайней мере в Новгороде или в каком-то великокняжеском владении на Северо-Востоке, но никак не в далеком Пскове. Известие о том, что в 1264 г. Святослав крестил литовских эмигрантов с псковскими попами может свидетельствовать лишь о том, что он посетил Псков в конце 1264 г. — его статус (новгородский наместник или иное) в летописи не отмечен.
486
Примечательно, что среди представителей этой группы фиксируется особый сфрагистический тип — на лицевой стороне печати изображалась открытая ладонь — рука (или перчатка). Речь идет о печати тысяцкого Кондрата и посадника Степана Твердиславича (Янин, 1970. Т. 2. С. 112–113, 214, 287, 346).