В начале 1248 г. по Европе, вероятно, прокатился слух о приближении нового монгольского нашествия. В течение трех дней папа Иннокентий направил три послания с просьбой незамедлительно предупредить его о начале вторжения через братьев Тевтонского ордена: первое письмо 22 января 1248 г. было направлено Даниилу Романовичу Галицкому — оно краткое, ведь «светлейший король Руси» уже почти подданный Рима[49]; второе — 24 января 1248 г. — прусскому магистру Генриху фон Вейде (1247–1248), оно столь же краткое[50]; а третье — 23 января 1248 г. — самое пространное — Александру Ярославичу, «благородному мужу Александру, герцогу Суздальскому» (Nobili viro Alexandro Duci Susdaliensi)[51].
Лишь в начале 1248 г. папа начал зондировать почву по налаживанию связей с Северо-Востоком Руси. Известно, что предшественник Иннокентия, папа Григорий IX, неоднократно пытался вступить в диалог с суздальскими властителями. В 1231 г. было написано папское послание великому князю Юрию Всеволодовичу, а чуть позже его брату Ивану Всеволодовичу[52]. Судя по всему, все они остались без ответа. Сложная внешнеполитическая ситуация заставила Ярослава Всеволодовича все же провести некую беседу с францисканцем Плано Карпини, встреченным в далекой Монголии в 1246 г. В своем сочинении «История Монгалов» Плано Карпини упоминает присутствие в монгольской ставке «русского князя Ярослава из Суздаля»[53], но нигде не сообщает, что между ними велись переговоры. Однако в своем послании от 23 января 1248 г. папа Иннокентий однозначно указывал, что Ярослав не только разговаривал с братом-миноритом, но изъявил желание войти в лоно Латинской церкви:
«Благородному мужу Александру, герцогу Суздальскому (Nobili viro Alexandro Duci Susdaliensi), Иннокентий епископ, раб рабов Божиих. Отец грядущего века, князь мира, сеятель благочестивых помыслов, Спаситель наш Господь Иисус Христос окропил росою своего благословения дух родителя твоего светлой памяти Ярослава (Jeroslai; Jaroslai) <. > Ибо, как стало нам известно из сообщения возлюбленного сына, брата Иоанна де Плано Карпини из Ордена миноритов, поверенного нашего (fratre Johanne de plano Carpino de Ordine Fratrum Minorum Protonatario nostro), отправленного к народу татарскому (Tartaricam), отец твой, страстно вожделев обратиться в нового человека, смиренно и благочестиво отдал себя послушанию Римской церкви, матери своей, через этого брата, в присутствии Емера, военного советника (de conscientia Jemens militis consiliarii). И вскоре бы о том проведали все люди, если бы смерть столь неожиданно и счастливо не вырвала его из жизни»[54].
Свидетелем произошедшего с Ярославом Всеволодовичем обращения выступает Емер, то есть Темер, «воин Ярослава», русский и латинский переводчик, чьими услугами Плано Карпини пользовался при дворе хана и при общении с окружающими[55]. Вполне возможно, что симпатии Ярослава к Риму, столь однозначно воспринятые собеседником, являлись погрешностью перевода и следствием случайной фразы. Папа Иннокентий специально разъясняет Александру обстоятельства перехода его отца в католичество — и даже приводит свидетеля. Послание наполнено благожелательными увещеваниями и просьбами склонить свою выю пред Римской Церковью по примеру великого князя Ярослава:
«Да не будет тобою разом отвергнута просьба наша (с которой обращаемся к тебе), исполняя наш долг, которая служит твоей же пользе; ибо весь спрос с тебя: чтобы убоялся ты Бога и всем сердцем своим его любил, соблюдая заветы его. Но, конечно, не останется сокрытым, что ты смысла здравого лишен, коль скоро откажешь в своем повиновении нам, мало того — Богу, чье место мы, недостойные, занимаем на земле»[56].
52
См.: HRM. № 33, 62–66; PUB, I. № 86. См. также: ДРЗИ, 2000. С. 392–393; Selart, 2001. P. 166.