Считается, что ответ Александра Ярославича на папское послание носил благожелательный характер. Это заключение делается исходя из текста другого (от 15 сентября 1248 г.) послания Иннокентия князю Александру — на этот раз он назван «сиятельным королем Новгорода» (Illustri Regi Novgardiae):
«Господь отверз очи души твоей и наполнил тебя сиянием света своего, ибо, как узнали мы от нашего благословенного брата, архиепископа Прусского, легата Апостольского престола, ты преданно искал и прозорливо обрел путь, который позволит тебе весьма легко и весьма быстро достичь врат райских»[57].
Исследователи длительное время не решались признать адресатом этого послания Александра Невского — уж слишком необычно звучало обвинение в латинстве для благоверного князя[58]. Последнее время, однако, сомнения эти развеяны. Папа Иннокентий, очевидно, писал Александру Ярославичу, но, скорее всего, изначально был не вполне правильно информирован своим легатом Альбертом.
В связи с этим, прежде всего бросается в глаза та настойчивость, с которой правители как Запада, так и Востока обращались именно к Александру Невскому как наиболее влиятельному правителю Северной Руси. Плано Карпини сообщает, что хатун Туракина после смерти Ярослава Всеволодовича (30 сентября 1246 г.) немедленно послала за его сыном Александром, желая «подарить ему землю отца»[59]. Однако князь длительное время отказывался ехать в Монголию, упирался, не отвечал на послания:
«Тот [князь Александр] не пожелал поехать, а остался, и тем временем она [хатун Туракина] посылала грамоты, чтобы он явился для получения земли своего отца. Однако все верили, что если он явится, она умертвит его или даже подвергнет вечному плену»[60].
Если об этом записал даже Плано Карпини, то летом 1247 г. Александр Ярославич так еще и не отправился в Орду. На протяжении пяти предшествующих лет ему удавалось избегать этих визитов. В 1243 г. первым из русских князей к Батыю ездил великий князь Ярослав. И взял он с собой не кого-то из старших сыновей, а третьего по старшинству — Константина (ум. 1255). Батый пожаловал Ярослава великим княжением и старшинством в братии, а Константин направил на поклон в Каракорум:
«Великыи князь Ярославъ поеха в Татары к Батыеви, а сына своего Костянтина посла къ Канови; Батыи же почти Ярослава великого честью и мужи его, и отпусти, и рекъ ему: «Ярославе, буди ты стареи всемъ княземъ в Русскомъ языце»; Ярославъ же възвратися в свою землю с великою честью»[61].
После смерти Угэдея в 1241 г. среди Чингизидов разразилась борьба за трон. Власть в Орде захватила вдова Угэдея, хатун Туракина, рассчитывавшая обеспечить избрание великим ханом своего сына Гуюка, который еще в 1240 г. во время европейского похода рассорился с Батыем. В результате сформировалось две «партии»: 1) потомки и родственники Угэдея во главе с хатун; и 2) партия наследников Джучи и Толуя, возглавляемая Батыем. На курултае в августе 1246 г. перевес оказался на стороне сына Угэдея, Гуюка, который и стал великим ханом. Но прожил он недолго — в начале 1248 г. Гуюк умер, как говорили, будучи отравленным Батыем[62]. На следующих выборах хана в 1250 г. сторонников Батыя оказалось больше, и ханом стал его ставленник, сын Толуя Менгу (ум. 1259)[63].
В 1243 г. Батый был заинтересован в спокойствии на западной границе. Его благожелательное отношение к великому князю Ярославу было оправдано внутренними причинами. Одновременно хан сделал реверанс и в отношении монгольского центра — в великую столицу был направлен Константин Ярославич. Хатун Туракина, однако, этим визитом осталась недовольна и потребовала прибытия самого Ярослава. В конце 1245 г. (или начале 1246 г.) князь во главе большой делегации, включавшей чуть ли не всю династию (братья Святослав и Иван Всеволодовичи, а также Владимир Константинович, Борис Василькович и Василий Всеволодович), отправился на Волгу. После переговоров с Батыем все сопровождавшие Ярослава смогли вернуться домой, а сам он поехал дальше — в монгольскую столицу, где, вероятно, присутствовал на курултае по выборам нового хана. Сам Батый на курултай не прибыл, и русский князь фактически выступил его представителем, доверенным лицом. Возможно, эта роль стала символическим основанием для его отравления — на выборах победили противники Батыя, а к нему отправился посланник-мертвец.
Примечательно, что во всех этих поездках никогда не принимал участия Александр Ярославич[64]. Владимирское великое княжение по «лествичному праву» последовательно наследовали братья: после смерти Константина Всеволодовича в 1218 г. — Юрий, после гибели Юрия в 1238 г. — Ярослав, а после смерти Ярослава в 1246 г. — Святослав. Летом 1246 г. в Каракоруме хорошо знали, что наследником Ярослава является Святослав, но прибыть потребовали именно Александра. Вероятно, именно он, удачливый полководец и могущественный правитель, воспринимался современниками как наиболее влиятельная фигура на Севере Руси. Несомненно, что эту славу ему обеспечили победы на Неве и на Чудском озере. Монголы в 1241 г. при Легнице также встречали братьев рыцарских орденов (тевтонского и тамплиеров) — имели представление об их боевом мастерстве, отчего и воинские достижения Александра Ярославича были для них не пустым звуком.
57
Theiner, 1969. S. 46–47, № 96; Рошко, 1988. С. 112–113; Матузова, Назарова, 2002. С. 268–269. Перевод: Рошко, 1988. С. 108–109; Матузова, Назарова, 2002. С. 269–270. Здесь цитировано по: Матузова, Назарова, 2002. С. 269.
58
Основных аргументов у сторонников того, что послание от 15 сентября 1248 г. не было адресовано Александру Невскому, три: 1) 22 января 1248 г. папа именует его «герцогом Суздальским», а теперь вдруг «королем Новгорода»; 2) Осенью 1248 г. Александр был на Волге у Батыя и не мог получить послания; 3) Псков не был «его городом», а в булле говорится, что Александр «просил» папу разрешить построить кафедральный собор для католиков именно в Пскове (Taube, 1935. S. 406; Ammann, 1936. S. 271–272). Вместо Александра Невского в качестве адресата для послания Иннокентия предлагались самые невероятные кандидаты: от неудавшегося псковского князя Ярослава Владимировича до литовского князя Товтивила (в крещении Теофила), правившего позднее в Полоцке (Goetze, 1854. S. 25; Taube, 1935. S. 406; Ammann, 1936. S. 272–274; Пашуто, 1959. С. 378). Все сомнения этой группы исследователей были обстоятельно рассмотрены и отвергнуты в 1996 г. в специальной статье А. А. Горским: 1) смена титула при обращении к Александру Ярославичу вполне допустима, так как он был и герцогом Суздальским, и королем Новгорода. При разборе ситуации с Псковом принципиально было указать на суверенные права Александра в Новгородской земле, к которой, по мнению папы, относится и Псков; 2) да, действительно осенью 1248 г. Александр был у Батыя, но это не мешало писать послание в Риме — князь мог получить его позднее; 3) с 1242 г. псковичи однозначно признали власть Александра Ярославича и не имели самостоятельного правителя вплоть до 1253 г. (Горский, 1996-б. С. 65). Позиция и аргументы Горского вполне приняты историками (Selart, 2001. P. 166; Матузова, Назарова, 2002. С. 268).
62
См.: Рашид-ад-Дин, 1960. С. 80; Тизенгаузен, 1941. С. 65–66; Вернадский, 2001. С. 72–73; Хрусталев, 2008. С. 242–243.
63
См.: Рашид-ад-Дин, 1960. С. 80–81; Тизенгаузен, 1941. С. 66–67; Хрусталев, 2008. С. 252–253.
64
В Новгородской IV летописи под 1242 (6750) г. сообщается, что накануне поездки отца к Батыю ездил Александр Ярославич (Н4Л, 228). Однако судя по тому, что в этом известии упоминается и поездка «къ канови» Олега Рязанского, можно предположить, что произошла путаница — вместо 1252 (6760) г., когда Александр действительно ездил в Орду, и в том же году монголы отпустили пленного Олега Ингваревича Рязанского (ЛЛ, 473), был отмечен 1242 (6750) г. В Новгородской IV известие о поездке Александра в 1252 г. отсутствует (Н4Л, 230).