Было у меня вот каких два грибных случая…
Как–то ранним августовским утром, когда солнце ещё даже не жмурилось из–под леса сквозь подсыревшие за ночь толстые нижние ветки, от поселка Раздолинск, что Нижнем Приангарье, по пыльной проселочной дороге направился на «уазике» за грибами председатель золотодобывающей артели Мануйлов Василий Николаевич. Сам поехал и меня взял с собой. И была с нами в кабине целая куча пятиведерных мешков из–под картошки, о назначении которых я спросонья совершенно не догадывался. Да, и с какой такой стати и какого приезжего сразу бы осенило, что в эти мешки Николаич намерен собирать грибы? И не сыроежки какие–нибудь, а натуральные белые! Причем, исключительно боровики! И даже когда он сам сказал мне об этом, я всё равно не поверил. Виду, конечно, не показал, мало ли что: а вдруг? Но про себя так еду и думаю: чепуха какая–то.
Оказалось: нисколько не чепуха. Только солнце проснулось, как подъехали мы к холму, поросшему хвойным лесом. Сосны это были, ели или пихтач — к великому сожалению, не помню. Да и не мудрено было не упомнить! Только стали мы вверх по холму подниматься, как повсюду, буквально повсюду стали замечать сплошь заросшие боровиками пятачки! Ни до, ни после я такого просто не видывал! Грибы были средних, малых, а по большей части — просто гигантских размеров. Чудовищных размеров! Со шляпками в 30–40 и даже в 50 сантиметров! Утро было сыроватое, ночной туман только сошел вниз. И грибным духом от этого лесного холма буквально разило.
Из–за больших размеров и лесной сырости местами шляпки особо крупных грибов были, конечно, заметно подпорчены разными лесными козявками. Однако, Николаич и ими не брезговал. А что? Всё равно же варить будем, а после горячей обработки никого копошащегося в тех шляпках точно не останется. За полчаса, ну, от силы минут за сорок весь «уазик» был доверху забит пятиведерными грибными мешками. Моё итоговое состояние можно было охарактеризовать одним словом: полное ошеломление.
С того времени прошло лет десять, и оказался я в иных краях: на автомобильной трассе Абакан — Красноярск, в той её части, которая проходит по Новосёловскому району, то бишь, возле Красноярского моря. Есть там местечко под названием Приморск, его многие знают, хотя оно не на самой трассе. В этот раз оказался я в «уазике» со знающим местные окрестности водителем. Ручищи у него были здоровенные, руль в них казался игрушечным, да и сам он с комплекцией своей непонятно как умещался в машине. Насчет многих вещей большие люди (в прямом смысле большие) отчего–то, как правило, весьма наивны. Как дети малые — только роста и размера недетского. У них и хитринка, если есть, тоже наивная, ребяческая. Не наблюдал я среди крупноразмерных людей злобных вредин или коварства какого… хотя, ведь попробуй, обидь такого, вот уж кто дров наломает–то по широте душевной! Никому мало не покажется.
Ехали мы издалека, потому я задремал по дороге и не заметил, как мой хитрован свернул с трассы на проселок, а вскоре остановил машину и тихонько исчез в кустах, прихватив с собой… пару больших пустых мешков. Шел август месяц… Очнулся я от непонятного шума и треска. Мой скрытный, но не совсем уклюжий шофер споткнулся в ближних кустах и свалился в овраг, который там начинался. На этот раз я как–то быстрее догадался в чем дело. Очевидно, он давно приметил это грибное место, а, может, кто подсказал… да, точно, подсказали. Только в этот раз речь шла не о боровиках, а о грибах поскромнее — лисичках. Но тоже о немалых их количествах. Все склоны оврага были усеяны светло–оранжевым богатством! Невольно и я втянулся в сбор грибов. Вскоре мешки кончились, и с детским огорчением на широком лице мой грибник и я покинули естественную грибную «плантацию».
Всякий раз вспоминая те случаи, не перестаю удивляться: до чего же щедра сибирская земля! И ничего ей для нас не жалко. Никаких богатств. Вот бы и мы, люди, хоть иногда с неё пример брали! Делились бы друг с другом, а то, может, и ей, матушке, хоть что–то вернуть пытались. Пусть и не ждёт она ничего такого от нас, и просить никогда не станет, а всё равно: и ей бы приятно было, а грибы–то уж точно тогда ни за что не переводились.
ЛОШАДИНЫЙ ПОБЕГ
Из–за поворота реки, там, где чернели, томясь на солнце, высоченные скалы, звучал над тайгой голос одинокого саксофона. На самой их вершине, над обрывом, стоял сухопарый небритый геолог в круглых очочках времён комиссаров гражданской войны — Сергей Николаевич Лучников. В его руках сверкал тот самый незнакомый диким окрестностям, где на сотни верст ни единой человеческой души, музыкальный инструмент. И над всем безбрежным «морем тайги», кувыркаясь эхом, звенела щемящая, уносящая душу в неведомые небесные края, мелодия из «Rhapsody in Blue» Джорджа Гершвина.