Мы подошли к острову Большой Раутан на судовом катере.
Был один из тех ясных полярных дней, когда черта горизонта теряется где-то в недостижимой глазу хрустально прозрачной дали, когда все предметы особенно метко и рельефно выделяются на зеркальной поверхности моря и всеми своими очертаниями подчеркивают бездонность неба.
Покрытые первой снежной пеленой, окружающие Чаунскую губу горы своей дикостью, голыми осыпями шифера и выступающими местами острыми зубцами скал наводят на мысль об отдаленном прошлом Земли. Так должна была выглядеть наша планета до возникновения на ней жизни. Дикая, суровая и неприютная.
Цепи гор, хаотически следуя одна за другой, постепенно сливаются с воздушной голубизной. Величавая тишина и покой царят над ними, кажется, что это естественный барьер, отделяющий Арктику от всего мира, и стоит только перешагнуть через него, как сразу окунешься в привычную человеку кипучую жизнь природы.
На зеркальной глади бухты застыли в своем бесконечном пути отдельные льдинки, а среди них хлопотливо суетятся птицы. Не хочется отрывать глаз от красок этого изумительного дня.
На катере нас шестеро. Цель поездки — охота на все виды плавающей и ныряющей дичи и отдых от напряженных дней работы.
Остров Раутан расположен в Чаунской губе, у входа в бухту Певек. Своими песчаными отмелями он создает мелководье и низменной юго-восточной оконечностью защищает Певек от волн и льда Восточно-Сибирского моря.
На расстоянии полумили от берега наш катер сел на грунт. Дальше идти нельзя.
Застопорили машину и бросили якорь.
На борту у нас надувной клипербот, и двоим из нас представляется возможность съехать на берег, чтобы ознакомиться с жизнью чукчей, три яранги которых виднеются на гребне песчаной косы. Спускаем клипербот, с большим трудом усаживаемся в этом утлом суденышке и направляемся к берегу.
О тонкие резиновые борта хрустяще трутся осколки молодого льда. — Целые поля его преграждают нам путь. С опаской прислушиваемся — не травит ли воздух наш «корабль». Холодная ванна мало прельщает, несмотря на привычку ко всяким случайностям. Но наша резиновая «галоша», как мы мало поэтично именуем клипербот, бодро ломает хрустящую корку «сала» и, как настоящий ледокол, продвигается между отдельными образованиями нилосового льда. Приближается берег, и уже отчетливо видны фигуры людей и силуэты ездовых собак, привязанных у яранг.
Здесь живут три семьи, которые по своему образу жизни могут быть отнесены в одинаковой степени и к береговым жителям, занимающимся охотой на морского зверя, и к кочующим, или чукчам, занимающимся в основном оленеводством.
И вот сейчас, когда наш утлый «ледокол» подчаливает к берегу, импенашхин (старик по-чукотски) ионит с вершины острова стадо оленей голов на 250, оглашая тишину бухты характерными гортанными криками. Второй чукча, молодой, в своем национальном наряде возится у берега с кожаной байдарой; собираясь на охоту за нерпой. Немудрое вооружение его промысла сложено в байдару. Охота должна быть удачной. Тому свидетели бесчисленные головки нерп, встречаемые нами во время подхода к острову.
Под резиновым днищем клипербота заскрипел песок, и нос мягко ткнулся в отмелый берег. Выскакиваем на сушу, вытаскиваем на песок бот и с возгласом чукотского приветствия «иетти!» подходим к улыбающемуся молодому охотнику. Радостное «менко иетти» (откуда, здравствуй, или откуда приехал?) встречает нас. Одетый в летнюю короткую кухлянку, в брюках и торбазах из нерпы, в летнем без опушки малахае молодой охотник являет собой характерный образ представителя своего племени. Его охотничье снаряжение, не считая карабина, — оружие, выработанное вековой мудростью многих поколений предков, тяжелой борьбой с суровой полярной природой добывающих пропитание у моря.
Чтобы убить нерпу, нужно иметь хорошее ружье и верный глаз, но это не стрельба в тире. Мало еще только попасть в миниатюрную головку, на короткое время высовывающуюся из воды, главное — достать нерпу со дна моря и перетащить в байдару, так как за исключением весны и поздней осени убитая нерпа моментально тонет. — Надо иметь много сноровки и умения, чтобы достать костяной «закидушкой» на тонком длинном ремне утонувшего зверя.
Обменявшись с нами несложными фразами из смеси русского и чукотского языка, молодой охотник столкнул в воду байдару и, ловко работая одним веслом, быстро поплыл от берега.
Мы направляемся к ярангам и виднеющимся возле них фигурам хозяев. Чукотская яранга — это что-то вроде хижины, построенной из дерна, камней, китовых ребер и шкур морского зверя. Ее архитектура несложна, но в то же время крайне рациональна и удобна для жизни в Арктике. Из обломков камней и пластов дерна сложен по окружности невысокий барьер-фундамент, на который упираются своим основанием китовые ребра, составляющие купол крыши. На ребра, как на каркас, натянуты моржовые шкуры. Через весь купол перекинуты ремни с подвешенными к ним камнями. Это делается на случай сильного ветра и зимних пург. Внутренность яранги обычна для всей Чукотки: в центре несколько подпор для крыши, на них развешан немудрый хозяйственный скарб, собачьи шлейки и орудия охоты. В задней части яранги находится жилое помещение или так называемый «полот», представляющий прямоугольное сооружение из шкур, наглухо закрытое со всех сторон. Только в верхней части полога имеется небольшое круглое отверстие — отдушина для вентиляции. Передняя часть полога, поднимаясь вверх, служит входом. В этом пологе площадью 8—12 квадратных метров и живет семья. Неугасимый жировой светильник «экки» день и ночь освещает полог и отопляет его. Температура здесь доходит до 35–40 градусов тепла.