140
Поп и ночлежник[94]
Жил поп с попадьей. Пришол к йим нацлежник. Оны ужинать садятця, нацлежника ужинать посадили. Была у йих пара (брюкву парят) в печьки, и как выняли с печки пару, нацлежник говорит, што «батюшка, я пары охвотник». А попу стало-то пары и жалко, и говорит ему: «Если хочешь, так весь горшок пары съешь, целком съешь весь горшок». А он и давай йись помаленьку, давай йись помаленьку, ну, весь горшок и съел. Попадья и говорит: «Куды мы, поп, нацлежника спать положим? А с пары ему худо будет». (Боятця, што обсеретця.) Взяли, в горьници всё убрали, его туды и спать свели, только новую попову шляпу позабыли на полки в горьници; его и замнули туды, штобы не вышол. Ему до ветра захотелось, нацлежнику, к дверям приступил, а двери заперты. Давай по горьници ходить нацьлежник, искать чего-нибудь и нашол одну попову новую шляпу, да и навалил ю полну, на старо место и поставил. Поутру его выпустили, он и запоходил с нацьлегу, попа поблагодарил за нацьлег. Поп и спрашиват его: «Как тебя зовуть?» Он говорит: «Зовуть меня Какофьём». К заутрени зазвонили, попу нап (надобно) поти в церьков, звонят дак... И спрашиват у попадьи: «Гди моя новая шляпа?» Одить надо, празник был, так уж... Попадья говорит: «Справся совсим, да по пути зайди, надинь шляпу, на старом мисти». Поп зашол в горьницю, да тяпнет как шляпу, да и на голову, и весь говном и залился и выходит на улицю и крычит: «Не видали ли Какофья?» А ты закрычали на место: «Хорош, хорош, батько, только весь в говни». Поп воротился в фатеру, да вымылся, да потом и в церьков, а как вышел из церькви, мужики вси вкруг его смиютця, а он отвечат: «Поищитя-ка Какофья».
141
Праздник Окатка[95]
У жоны тоже был муж и в деревни любовник был. Муж запоежжал в лес за дровамы, ей говорит: « Жена, спекла бы хоть блинов севодни.» Жона отвечаэт: « Што севодни за блины, видь не празник?» Он впряг лошадь да поехал. У йих мясная бочка большаа в фатеру парить принесена, а прямь печки варился большой горшок месной. Вдруг любовник приходит и говорит: «Што, уехал в лес?» Она говорит: «Уехал в лес, садись блинов йись, я тебя накормлю блинамы, а он просил, еретик, а я для его и займоватця не буду». Ну, он и сел блинов йись, этот любовник, а муж в окошко заглянул, объехал вокруг дома, да лошадку в сторону поставил и заглянул в окошко, што любовник сидит, блины ее. Он вдруг и стал половайдывать (дёрьгать) о заложку; она его взяла да спрятала. «Садись, — говорит, — в бочку, да ешь там с Богом блины (можно там сидить, а блины рыть)», — и масленик ему клала в кадку. Муж заходит и спрашиват: «Што же ты, жона, сёводни не хотела печчи блинов?» Она отвечаэт ему, говорит: «Я сёводни узнала, што праздник сёводни Окатку, так роють (бросают) блины в кадку». Муж попросил: «Дай мни хоти один блинок съйись гля праздника, гля Окатка». Жона крыкнула: «Эдакой ты обжора! Сёводни не гля тебя печенье, а гля празника». А мужик отвечат жоны: «Жона, я сёводни гля празника вылью и шчи в кадку, не пожалею». Она и говорит: «Да вовеё с ума ты не сходи, шчей тых не порти». А он как тяпнул горшок в рукавицях, да и давай, и вылил туды в кадку. А онкак оттуль соскочил. «А то тиби в рот и с угощеньем!» Гось и ушол тут.
142
Поп теленка родил[96]
Был жил прежде поп с попадьей, держали прислугу. У попа стал живот ростить и несколько мисяцев у него ростёт и вырос большой. Сказали попу, што есь лекарка недалёко, так она отгадываэт, какая боль в ком, а только надо вымоцитьця, она узнаёт в мочи. Он вымоцился в горшок, это роботниця и понесла к лекарки в горшки. Шла дорогой несколько времени и пролила эту мочь и стала плакать: «Как буде мни к попу явитьця». На это время увидела, што корова мочитця, она взяла этот горшок, тут и подставила, с этой мочью к лекарки явилась. Лекарка и спрашиват ю: «Што это, неужели мочь попова?» — лекарка говорит. Она говорит: «Право, право, это попова», — говорит. «Так вашому попу надоть скоро родить быка» (корова была грузная). Она и воротилась назад к попу с этыма словами и говорит попу, што «вам, батюшка, надо родить телёнка, быка». Попу это было очень стыдно и говорит: «Попадья, ты приготовь мни с утра, — говорит, — хлиб, а я уйду от своэго места, мни будет здись родить стыдно». Ну, она приготовила хлеб, он и ушол. Но и шол путём, увидел — мёртвоэ тело лежит. У мужика сапоги были хорошии, а у его топор с тобой случился, он ноги и отрубил, в котомку их и завалил. Ну, и приходит на ноцлег в большоэ семейсьво; выпросился поп тут к ночи и положили его спать на прилавок, и он спал очень крепко, ничего ночью не слышал, а у этых у хозяэв на то время телилась корова, принесла быка; у йих в хливи было холодно; оны этого быка вынесли на печьку, положили гриться; а поп не слышит ничего, и самы хозяэва спали очень крепко, а этот телёнок с печки упал, да к попу на прилавок, и давай попа под жопу носом верать (так!). Поп пробудился на это, спицьку чирнул и посвитил и поглядел. «Слава Богу, — говорит, — я хоть не в своём мисти, слава Богу, хоть родил». Поп стал тихонько, глаза перекрестил, из котомки сапоги вынял, на печку и клал, а сам котомку за плеча, да тихонько ушол: хозяэва не слышали бы; поп и ушол. Поутру встали: хозяэва, поутру, и попа нет, увидели на печьки одны ноги поповы. Ты и думають: одны ноги поповы остались на печьки, думают, што телёнок съел попа. Хозяйка крыкнула мужиков, што убейте телёнка, телёнок попа съел. Мужики зараз и убили и всему семейсьву говорят, што «никому не розноситя, што телёнок этакой был, попа съел». А поп домой прибыл с радосью к попадьи своей, што «вот, говорит, лекарка правду отгадала»; розсказыват своё путешесьвиё.