б) Шли мы в лес, вижу, стоит мужик большой, глаза светлые. «Ты, мужик, — говорю, — когдашний?» — «А я, — говорит, — вчерашний». — «А какой ты, — говорю, — большой, коли вчерашний». — «А у меня сын годовой, а побольше тебя головой». Побаяли, побаяли, отец что-то смешное сказал. Он захлопал в долоши и побежал, засмеялся.
в) В лесях ходючи на всякую штуку попадешь. Он попужать-то может. Ночью не всегда сразу к фатерке попадешь, иной раз верст на пять ошибешься. Иду я раз один зимником. Нет фатерки и нет. И тут сзади меня кто-то ка-ак побежит, да захлопает в долоши. Я его матюгом, он и убежал. Боится матюга.
г) А то раз собрались у избушки. Он и начал собак пужать да рыть. Мы вышли из фатерки, да и зачали его матюгать... Иной раз и страшно: как это гугай-то в лесу рыцит, и собака лесовая дает. Налетит это гугай к фатерке да на березу. Страшно.
д) Понесли хлеб в лес. А солнце уж село. Дяинька и рыцит: «Филип, Филип, иди ужинать!» А тут река, да ельник угрююмый! Из этого-то ельника выходит мужик высокий, глаза светлые, собачка на веревке. Пала дяинька на земь. А он-то над ней свистит, да галит, да в долоши клещет. Пришел Филип, а она чуть жива. Привел ее в избушку да и ну ругать, что после солнца рыцит.
е) Мой батюшка полесовал по путикам. А бор-то све-етлый был! Видит мужик: идет впереди Василий с парнем. Батюшка и рыцит: «Василий, Василий, дожди меня». А они идут, будто не слышат, сами с собой советуют и смеются. Он их догоняет, а они все впереди. Перекрестился он и вспомнил, что праздник был Казанской Божией Матери. Это ему Бог показал, что в праздник нельзя полесовать.
ж) Девчонки ушли в лес по ягоды, да что-то долго домой не шли. А мать и сказала: «Черт вас не унесет, ягодницы». Девочки вышли на лядинку, вдруг он и показался со своими детками. Говорит им: «Пойдемте, девки, со мной». Они приняли его за деда и пошли вслед. И повел их лесом, где на плечи вздымет, где спустит. Они как молитву сотворили, а он им: «Девки, чего вы ебушитесь? Не ебушитесь!» И привел их в свой дом, к своим ребятам, человек восемь семейства. Ребята черные, худые, некрасивые.
199
Лопарь на небе[35]
Лопин все думал: вот небо-то близко, как бы мне туда попасть на небо. Взял вырубил лесину и стал строгать стружки. Строгал, строгал и настрогал большой костер. Потом закрыл его мокрой рогожей и эти стружки зажег. Стружки загорелись, а он и выстал на рогожу; жаром его вверх поднимать будет, вот какой расчет имел. Его и стало поднимать дальше и дальше. Ну по небесам ходит, живет, народу никого нету. Неделю прожил, скушно стало, что земли не видать. Ходил, ходил, нашел у Бога ярус и видит, что ярусов много накладено у Бога, а Бога самого нету. Думает: я свяжу и спускать буду, и хватит до земли. Спустил все яруса, рассчитал, это должно хватить до земли. Привязал за дерево большое. Спускался, спускался. Не хватает на полверсты, не больше. Качает ветер над долиной и над горами носит. Понесет над долиной, все города видны и все деревни. Кричит. Прикатилось такое время, земля, гладкое место. «Развяжу узел». Развязал: только уши запели. И угодил он в дряп (болото) по грудь и с руками, вылезть не может. Весной налетели разные птицы. Прилетел и лебедь... видит: на болоте сено. Но у лебедя известно: где бы нашел кусочек, тут и гнездо делать. Плавал, плавал видит клоч. Лапками огладил, пришел с берегу земли, яйцо положил, другое, третье. И начал парить. Вдруг бежит волк, чует гнездо, а попасть не может. Волк прибежал, лебедя не было, яйца съел, гнездо разворотил. А лопин как зубами сцапит за хвост! Волк как прыгнет, его из дряпа выдернет. Так и вышел. Пришел и сказывает: «Нет, ребята, не нужно попадать на небо». И с тех пор охотники-лопари не стали хотеть на небо попадать.
200
Кит-камень на Имандре[36]
Два лопаря жили у Имандры и стали хвастать друг другу. Один говорит: «Можешь ты зверем обернуться или животным?» Другой говорит: «Я зверем не могу обернуться, а обернусь морским китом и нырну, и ты не увидишь, куда я выстану, в лес уйду». Другой говорит: «Увижу». Обернулся и в воду. Сажен пятьдесят от берега осталось, он и выстал. А другой крикнул: «А вот ты выстал!» Он и окаменел. И теперь там камень лежит наподобие кита и называется Волса-Кедет, значит, кит-камень.
201
Город Лынь-Лан-нынч[37]