— Твои чары на меня не подействуют, ведьма, — сквозь зубы прорычал пленник, не особо и надеясь, что она его поймет.
Берта усмехнулась, но не стала говорить и слова. Кажется, она знала откуда ей знакомо это лицо.
— Где Хальвдан? — спросила она, поднявшись и повернувшись к Кнуту.
Тот пожал плечами и сказал, что хевдинга не видел с вечера. Но если вельва хочет его найти — ей лучше спрашивать Бьерна или Ульва.
Берта поморщилась. Бьерн был добр с ней. И все же она робела, едва оказывалась рядом с ним. И пусть он ни разу не сказал ни одного дурного слова ей. Все же немного страшила его огромная стать. Ульва же она вообще боялась. Рука сама поднялась и накрыла маленькой колечко на волосяной нити.
— Я поищу его сама. Приглядывай за этим, — ткнула она пальцем в пленника. — У меня дурное предчувствие.
Лицо Кнута стало суровей, добавив ему сразу годов. В свете луны же и вовсе стало похожим на суровую маску ледяного етуна. Он серьезно кивнул.
— Да, вельва.
Берта едва сдержала улыбку. От северных воинов не укрылось то, что она пела во время боя. И многие говорили, что тем самым она спросила богов и помощи. И те откликнулись. Отдали победу северянам. Сынам великой Норэгр. И даже к богатой добыче добавили несколько сильных и выносливых рабов. Теперь на высокую тощую фракийку смотрели с уважением. Никто не косился подозрительно. И стремились разделить с ней чашу с вином.
— Да. Я хочу принести жертву норнам и спросить их о грядущем, — сказала Берта, прохаживаясь вдоль ряда пленников.
— Тебе лучше поговорить об этом с Хальвданом, — неуверенно сказал Кнут.
— Да будет тебе. Я выберу самого немощного раба.
— А норны не разгневаются?
— Они не гневались за козу. С чего им гневаться, если получат более сильную жертву? — усмехнулась Бертрада. — К примеру, вот этого жреца, — ткнула она пальцем в отца Оливера. — Из него все равно не получится сильного раба. Его годы слишком велики, чтобы можно было поручить ему тяжелую работу. Но он жрец распятого. И норны будут довольны такой жертвой.
Кнут все так же нерешительно косился то на жреца, то на вельву. С одной стороны не следовало бы без разрешения хевдинга разбрасываться даже самыми никудышными рабами. С другой — его просила сама избранная богами. Не разгневает ли он ассов, отказав ей? И все же гнев богов был страшнее, чем Хальвдана. Потому Кнут кивнул.
— Забирай жреца. И пусть норны разделят с тобой сегодня свои знания. Берта улыбнулась.
— Я верю, что они мне не откажут, — сказала она, распутывая веревки на ногах святого отца и пропуская один конец через узлы на руках. — И я хочу попросить тебя дать мне свой нож.
Это была смелая просьба. Мужчина чтит оружие свое больше, чем что-либо другое. Ибо без оружия не попасть в золотые чертоги. И то что Кнут молча вытащил из-за пояса длинный нож, было великой честью даже для мужчины, и нереальной для женщины. Потому Берта брала его осторожно, словно наибольшую ценность, что мог дать ей северный воин.
— Я верну его тебе, — сказала девушка. И воин кивнул, чуть улыбнувшись.
Берта дернула за другой конец веревки, к которой был привязан отец Оливер.
— Идем, жрец. Сегодня ты встретишься с по-настоящему сильными богами, — сказала она на фракийском.
Лица пленников исказил ужас. Благородный юноша рванулся в путах.
— Ты будешь гореть в аду. Чертова ведьма, Господь покарает тебя, — выкрикнул он. Берта лишь улыбнулась на его слова и посмотрела на поднявшегося отца Оливера. Весь его вид источал смирение. И разочарование. На Бертраду он смотрел с такой болью, что сердце девушки сжалось. Но она дернула за веревку сильнее и потащила его в сторону пролеска, позади монастыря.
Было страшно отходить от костров и людей. Этой ночью Гери и Фреки правят пир. И кто знает, хватит ли им тех, чьи тела они уже собирали на поле боя. Но и лучше времени для того, что она решила сделать, сложно придумать. Луна послушно светила под ноги. Сухая прошлогодняя трава, взмокшая от предрассветной росы, цеплялась на штаны и монашескую хламиду святого отца. Промокли мягкие сапоги, а по спине катился пот от быстрой ходьбы и страха. Небольшого подлеска они достигли, когда уже занялся розовый, как новорожденный младенец, рассвет на востоке. А луна стала настолько блеклой, что напоминала кружево.
Берта вздохнула, ступая под сень деревьев. Вытащила длинный нож Кнута. Святой отец усмехнулся.
— Да, Берта. Ты стала слишком на них похожа.
Она ничего не сказала. Сделала шаг вперед и резкими нервными движениями разрезала веревки на его руках.
— Ступайте, святой отец. И помните о том, что мне обещали.
Отец Оливер потер затекшие, истертые веревками запястья, глядя на Берту. И резко сделал шаг к ней. Не по возрасту сильные руки сжали плечи девушки.
— Идем со мной, — быстро заговорил он. — Скоро здесь будут люди графа де Фрюльи. И снова будет проливаться кровь. Молодой девушке не место там. Один из пленников молодой виконт…
Берта усмехнулась. Последние сомнения расселись. И теперь она могла с уверенностью сказать, что значило то видение. Следует срочно поговорить с Хальвданом. Пусть решает, что сделать с молодым де Фрюльи. Что до ее будущего… Может, и правда его окрасили норны в цвет крови и смерти. Но ведь она сама его выбрала. Потому просто мотнула головой.
— Ступайте отче. Мне не следует задерживаться.
— Они убийцы. Везде, где ступает нога северян, только кровь и смерть.
— И эти убийцы единственные, кроме вас, кто относился ко мне хорошо. Единственные, кто не смотрел с презрением, — выкрикнула она глядя ему просто в лицо. — А знаете ли вы, как дорого ценит человек, не знавший добра ни от кого, даже малую его кроху?
Оливер отпустил ее так же резко, как если бы она была соткана из адского пламени.
— Я верю, что однажды ты снова вернешься к Господу. И мы еще встретимся, Берта. Я буду молиться, чтобы Он дал тебе силы, и твоя жизнь стала легкой. И, хоть ты больше и не веришь в милость Господа, я буду просить его о спасении твое души. Берта не стала говорить ему о том, что душу ее вряд ли получиться спасти. Что старуха Гесса выменяла ее на один день для себя. И Берта не знала, сможет ли удержать свои руки чистыми и не стать прислужницей великанши.
— Я буду вспоминать вас, — толкнула его в грудь. — Идите отче.
Она еще долго невидяще смотрела на подлесок, что скрыл отца Оливера. Вспоминала прошлое. Как приходила к нему за утешением. Рядом с ним позволяла себе быть слабой. Плакать, ткнувшись носом в колючую сутану. Его тихие спокойные слова. Наставления. Советы.
Непрошенные слезы навернулись на глаза и Берта быстро их стерла. Повернулась к монастырю и… встретилась лицом к лицу с Хальвданом.
Липкий страх прополз по спине и скатился капельками пота к пояснице. Она сглотнула горький ком, что враз стал мешать дышать.
Лучи просыпающегося солнца освещали его лицо, но лучше бы было темно. И не видно было серой злости в его глазах. Сейчас как никогда Хальвдан напомнил, кто есть на самом деле. Жестокий воин. Любимец древних богов, не прощающих мягкосердечия. Он и сам напоминал каменное изваяние древнего бога. Но, несмотря на страх, что внушал он всем своим видом, Берта вздернула подбородок. Свою судьбу стоит встречать лицом. Только трусы покажут спину опасности. Потому она смотрела просто в его глаза, ожидая его решения. Казалось время застыло. Только стук собственного сердца отмерял его, делая будущее настоящим, а настоящее — прошлым. Хальвдан медленно вытащил длинный нож из-за пояса, закатил рукав и полоснул себя по предплечью. Темно-красные змеи поползли по его руке. Расчертили ладонь, каплями стекли с пальцев и затаились на тонкой сухой траве.
— Испиши тело кровью, — глухо сказал он и Берта, словно стрела спущенная с лука, что долго был натянут, рвано подошла к нему.
Быстро наносила кровь, не особо заботясь том, чтобы знаки были хоть немного похожи на то, что рисовал на ней Хельги жрец. Руки ее дрожали, а во рту было солоно от непролитых слез.
— Кто тебе этот жрец? — спросил Хальвдан, когда Берта уже перевязывала его рану, оторвав кусок ткани от рубашки.
— Он заменил мне отца, когда я осталась одна.
— Разве ты была одна? У тебя ведь была бабка.
— Можно и с кучей родственников быть одной. Гесса никогда не заботилась о близких. Точнее не так, как то делают обычные люди. Она могла отогнать злых духов, испросить удачи или вступиться за меня перед соседями. Она даже могла спорить со смертью или судьбой. Но я не помню, чтобы она просто обнимала меня или гладила по голове. Когда я падала, говорила подняться и не показывать своих слез. Теперь я понимаю почему. Тогда… тогда единственным, кто утирал мои слезы и помогал встать на ноги, когда казалось уже совсем не осталось сил, был отец Оливер.
Берта перевела дыхание. Казалось, на эту короткую речь она потратила больше сил, чем было в ее теле. Даже ноги чуть было не подогнулись. Но тут же подобралась. Не стоит показывать своей слабости.
Хальвдан задумался. Как бы поступил он, если бы его названный отец и наставник попал в рабство? Точно так же. Нет ничего хуже для сына Норэгр, чем рабский ошейник. Раб не имеет права даже просить защиты и помощи у Тора.
— Идем. Ты не спала всю ночь.
— И сейчас не время, — мотнула головой Берта, подвернув край повязки. — Не сегодня-завтра здесь будут люди графа.
И запнулась. Перед ней стоял не мужчина из крови и плоти. А воин из стали. И глаза, подобные хорошо промерзшему льду, словно отточенный меч, отражали солнечные лучи.
— Нам нужно убраться отсюда, — коротко сказал он и первым направился в сторону монастыря.