Яков поставил лестницу и один, как безумный, полез по ней вверх. За ним поспешили другие. Яков взобрался наверх и зарычал от ярости. Лестница больше, чем на сажень, не доходила до гребня стены.
«Бум! Бум! Бум!» — грохотали пушки, а между их залпами слышался треск ружейной пальбы, и русские падали с лестниц, покрывая землю трупами.
— Назад! — закричал испуганный, раненый Фатеев.
Он видел, что атака отбита, и жалел людей.
— Помощь! Помощь! — закричал Савелов.
Матусовы оглянулись.
— Вот так фортеция! Здорово!
— Теперь наша возьмет! — раздались голоса.
На ста баркасах плыла подмога — вторая партия охотников из десяти полков, под командой Голицына. Он стоял впереди и махал шпагой.
— Теперь будет им жара! — засмеялся Савелов.
Фатеев наскоро перевязал раненую голову и снова стал в ряды.
Баркасы подчалили. Солдаты с криками бежали к крепости, сыпавшей теперь ядрами и картечью. С высокими стенами, вооруженными пушками, с массой солдат, она казалась неприступной, и, в сравнении с ее громадой, люди, копошившиеся внизу, казались карликами.
— Вперед! — закричал майор Карпов своим преображенцам.
Они рванулись и затем остановились. Их любимый начальник взмахнул руками и упал навзничь, пронизанный картечью.
— Бросьте меня! Вперед! — крикнул он, поднимаясь на руках.
— Вперед! — закричал сержант.
Солдаты бросились. Один из них подхватил майора и на сильных плечах бегом донес его до баркасов.
— Побереги командира! — сказал он дежурному, кладя майора на землю, а сам побежал назад, где бой дошел до безумного ожесточения.
Как тигры в клетке, метались русские у подножия стены. Лестницы были коротки даже для бреши.
— Семушка! — закричал Степан Матусов.
— Степушка! — отозвался Семен.
— Бежим к воротам! Взломаем их!
— К воротам, к воротам! — раздались голоса.
Часть охотников столпилась у ворот, тяжелых, обитых железом, и били в них, кто чем: бревнами, каменьями и в ярости эфесами тесаков. А на них сыпались кирпичи, бревна, ядра и картечь, вырывая жертву за жертвой.
С другой стороны солдаты на коротких лестницах старались добраться до гребня стен и лезли друг на друга по плечам, но брошенное бревно сразу валило всю вереницу людей, и они поднимались, избитые, окровавленные, но лишь с тем, чтобы лезть на те же стены.
Это была героическая осада!
Князь Голицын, измученный, остервенелый, в бессилии опустился на землю и отирал пот с лица.
Кругом раздавались крики и стоны, даже не заглушаемые ревом орудий, и все, окутанное пороховым дымом, казалось кровавым кошмаром. Яков с головой, разбитой кирпичом, с окровавленным лицом остановился подле Голицына, не подозревая в нем главного начальника.
— Что? Утомился? — ласково спросил его Голицын.
— Ничего! — ответил с досадой Яков. — А только злость!
— На что?
— Да как же! Известно, все одурели, — горячо заговорил Яков, — а начальство может, да не видит. Я кричу, а меня кто послушает!
— В чем дело-то? — спросил уже хмурясь Голицын.
— Да в том, что лестницы коротки, — ответил Яков, — а коли их связать по две, так в самый раз подойдут. Да где! — и он махнул в отчаянии рукой, — и эти-то поломают!
Голицына словно подбросило. Он вскочил на ноги и обнял Якова.
— Озолочу тебя! Эй, вы! Труби отбой! Бей отбой! — закричал он барабанщику и трубачу и побежал к осаждающим.
Раздались звуки труб и барабанов. Солдаты с недоумением и досадой опускали оружие.
Яков стоял и смеялся, сознавая, что его поняли и оценили.
И вдруг по всем рядам пронесся радостный возглас, и все засуетились.
Шведы в недоумении примолкли.
— Отчего они вдруг отступили? — спросил изумленный комендант.
— Теперь не отступят, — мрачно ответил стоявший подле него бомбардир. — Возьмут нас!
— Но зачем они остановились?
— Они вяжут лестницы! — испуганно объявил офицер, подбегая к коменданту. — Теперь достанут!
— Надо сдаться! — сказал старший офицер.
— Мы защищались девять часов, — нахмурился комендант, — будем защищаться еще двадцать девять! Пли!
Раздался залп, а следом за ним громче залпа раздался воодушевленный крик русских!
— Впору! Как есть! Полезай! Виват!
Связанные по две и по три лестницы достигали теперь до бреши и даже до гребней стен.
— Лезь!
Солдаты полезли. Шведы бросились защищать стены. Бой превратился в ад.
Голицын торопил вязать лестницы, командовал над бьющими ворота, ободрял уставших.
Вдруг к нему протиснулся царский денщик.