Филипп уже не колебался, прекрасно понимая, что ему надлежит делать. Он хотел во что бы то ни стало удержаться между скалой, возвышавшейся над водой, и Жанной. Неизвестно, что могло случиться с ним, но если бы даже ему угрожала гибель, он решил не допустить издевательства смерти над Жанной. Продвигаясь вперед головой и плечами, он залег крепким мостом между девушкой и порогом. Как только он чувствовал, что вода тянет его вниз, он немедленно поднимал Жанну вверх. Он боролся изо всех, сил и в конце концов потерял представление 6 том, что вокруг него происходит. Ему казалось только, что где-то совсем близко бухают тысячи пушек, и что с тех пор, как он упал с Жанной в воду, прошло несколько столетий! Громовые раскаты раздавались впереди него, над ним и за ним.
Он уже не чувствовал ни боли, ни ударов, и ему чудилось что для спасения двух жизней ему необходимо бороться только со звуком. Вдруг он обратил внимание на то, что звук начинает сдавать, как бы отступать, и лишь через некоторое время новая мысль прорезала сознание, Филиппа. Судьбе было угодно пронести его живым через мальстрем. Он не разбился о пороги. Он спасен. И вместе с ним спасена Жанна, которую он по-прежнему крепко держит в руках.
Когда он начал свою титаническую борьбу со стихией, стоял ясный день. А теперь все вокруг было объято ночным мраком. Он чувствовал твердую почву под ногами и уже понимал, что находится на берегу вместе с Жанной. Его слух улавливал ее голос, который произносил только одно слово «Филипп», и вдруг в Ответ на этот призыв он разразился чисто идиотским смехом. Вокруг было темно, и он чувствовал смертельную усталость. Не в силах совладать со слабостью, он стал Опускаться на землю и чувствовать, как руки Жанны пытаются поддержать его бессильное тело. Она что-то говорила, но в нем сильнее всего сейчас было желание спать.
Он, действительно, уснул, и во сне его посетили видения. Снова наступил день; и над ним склонилось лицо Жанны. Но вот день мгновенно сменился ночью, и кроме грохота водопада он ничего не слышал и не внимал. Неизвестно, сколько времени длилась ночь, но вдруг покров ее разорвали два голоса, из которых один был мужской. Не просыпаясь, Филипп спрашивал себя, кому мог принадлежать этот второй голос. То был странный сон, полный столь же странных посещений. Наконец он проснулся, и в тот же миг ночь превратилась в день. Он находился в палатке, по другую сторону которой ярко горело солнце. Филипп не сразу пришел в себя и пока протирал глаза, находился во власти тех же сновидений.
Вдруг он увидел мужчину. Это был Пьер.
— Слава богу, мсье! — воскликнул он. — Я все время ждал, пока вы проснетесь. Вы спасены!
— Пьер! — простонал Филипп.
К нему сразу же вернулась память. Он окончательно проснулся, чувствовал сильнейшую слабость во всем теле, но уже понимал, что все вокруг него происходит наяву.
— Я пришел сюда на второй день после того, как вы перебрались через порог! — объяснил Пьер в ответ на недоуменный взгляд Филиппа. — Вы спасли Жанну. Она нисколько не пострадала, но вы лично подверглись очень большой опасности и некоторое время находились в лихорадочном состоянии.
— Значит, Жанна не пострадала?
— Нисколько! Она ухаживала за вами до тех пор, пока я не пришел! Теперь она спит.
— Но я недолго оставался в таком положении? — спросил Филипп. — Ведь недолго, Пьер?
— Я только вчера приехал сюда, — ответил тот. — Но имейте в виду, что вам необходимо некоторое время провести в абсолютном спокойствии. Я привез вам письмо от мсье Грегсона, и, пока вы будете читать его, я займусь приготовлением бульона для вас.
Филипп взял письмо и открыл его в то время, как Пьер на цыпочках вышел из палатки. Грегсон прислал лишь несколько строчек. Филипп прочел:
«Надеюсь, дорогой Филь, что ты простишь меня. Но я страшно устал от всей этой кутерьмы. Надо тебе знать, что я никогда не был создан для этих лесов и жизни в них. Вот почему я вынужден отказаться от дальнейшей борьбы и все последующее предоставить только тебе. Продолжай бороться с прежним мужеством. Зная тебя, как первоклассного борца, я нисколько не сомневаюсь, что ты победишь. Я только мешал бы тебе, не больше. Сознавая это, я решил сесть на пароход, который уходит отсюда через три-четыре дня. Обо всем этом я хотел сказать тебе в тот вечер, когда ты исчез, но не мог, и мне очень больно, что я не могу на прощанье пожать тебе руку. Очень прошу тебя написать мне и известить о положении вещей.
Преданный тебе навеки Том».
Пораженный до последней степени, Филипп уронил письмо на пол. Тотчас же он. поднял голову, и страшный крик сорвался с его губ. Но не содержание письма Грегсона исторгло из его груди этот крик. Главной и единственной причиной его была Жанна, которая появилась в эту минуту на пороге палатки. Страшное горе отражалось на ее лице. Бесцветные губы, тусклые глаза и глубокие борозды на лице говорили о том, что она много перенесла за последние часы. Через мгновение она упала на колени пред Филиппом и обеими руками схватила его руку.
— Я так рада! — полусдавленным голосом воскликнула она и прижала его руку к своему лицу. — Я так рада… — повторила она.
С этими словами она встала с колен и слегка покачнулась. Когда она вышла из палатки, Филипп услышал ее рыдание.
ГЛАВА XV
Лишь после того, как упали полы шелковой палатки, к Филиппу вернулся дар речи. Он громко назвал девушку по имени и сделал было попытку присесть. Затем вскочил на ноги и убедился, что не может стоять. Мучительные судороги, точно от действия электрических волн, прошли по всему его телу. Правая рука совершенно онемела и не подчинялась ему, и только теперь он обратил внимание на то, что она забинтована. В голове стоял невообразимый шум, а ноги с каждой секундой все сильнее подкашивались. Он хотел было поднять левую руку к голове, но немедленно отказался от этой мысли, и болезненная улыбка выступила на его лице. Он понял, что весь, с головы до ног, покрыт царапинами и ранами, и, совершенно обессиленный, упал на свое ложе. Спустя минуту в палатку вошел Пьер с чашкой крепкого навара в руке.
Филипп взглянул на него более спокойным взглядом и сразу обратил внимание на то, что в его лице произошла точно такая же перемена, как и в лице Жанны. Он осунулся, плечи его как-то опустились, а в глазах застыло тяжелое, угрюмое выражение.
Филипп взял из его рук чашку с бульоном и стал медленно, ни слова не говоря, пить навар, который, казалось, сразу придал ему силы. После того он пристальнее прежнего взглянул на Пьера, с лица которого, словно маска, спало горделивое выражение.
Пьер опустил глаза под его пристальным взглядом, и тогда Филипп поднял руку:
— Пьер!
Тот схватил руку и ждал дальнейших слов. Губы его напряглись, и весь он сжался.
— Пьер, я хочу знать, что случилось! Что произошло с Жанной? Ведь вы сказали, что она нисколько не пострадала!
— Она нисколько не пострадала от порогов! — быстро прервал его Пьер и опустился возле него на колени. — Выслушайте то, что я вам сейчас скажу, мсье! Я думаю, что так будет лучше всего. Вы — мужчина и сразу поймете все, несмотря на то, что я Многого не коснусь. Я привез из Черчилла новости, которые должен был во что бы то ни стало рассказать Жанне. Это были потрясающие новости, и она сникла под их тяжестью. Я полагаю, что вы настолько благородны, что не потребуете от меня дополнительных сведений! Я ничего больше не могу прибавить; кроме того, что это горе касается только ее одной. Я умоляю вас помочь мне. Сейчас старайтесь делать вид, что вы не замечаете ее ужасного состояния и все приписываете тем мытарствам, которым вы с ней подверглись. Несколько попозже я все расскажу вам, и тогда— вы поймете. Но теперь я бессилен и ничего больше не могу прибавить. То, что я открыл вам… это так важно… потому что…