Веки его были полуопущены, и когда он поднял их, то поглядел поверх головы Филиппа, не видя ее.
— Я открыл вам часть тайны потому, что мне кажется… что вы любите Жанну.
Крик радости сорвался с губ Филиппа.
— Да, Пьер, да, да! Вы не ошиблись, — воскликнул он.
— Я догадался об этом, и вот почему я обращаюсь к вам с просьбой помочь мне спасти ее.
— Я готов бороться за ее счастье до самой смерти.
— В таком случае вы должны отправиться вместе с нами в Божий Форт, а оттуда — в вашу стоянку на Слепом Индейском озере.
Филипп почувствовал, как пот выступил на его лице. Он сразу ослабел и произнес неестественным, дрожащим голосом:
— Значит, вы знаете?..
— Да, мсье, я все знаю! — немедленно ответил Пьер. — Я знаю, что вам предстоит там, и Жанна тоже знает. Мы знаем кем, вы были до того, как мы встретились в памятный вечер на скале. Вы должны теперь вернуться к тем, кто ждет вас.
Филипп молчал. На один момент в его голове и сердце рухнули все надежды. Он взглянул на Пьера. Глаза метиса сверкали, и на лице его проступил яркий румянец.
— Это необходимо?
— Да, мсье, это абсолютно необходимо!
— В таком случае я повинуюсь! Но, Пьер, я должен узнать больше, чем я знаю до настоящей минуты. Я не могу действовать совершенно вслепую. Прежде всего я хочу знать, кто такой лорд Фитцхьюг Ли!
Глаза Пьера на миг расширились, почернели и загорелись странным, грозным огнем. Он медленно поднялся с колен и положил обе руки на плечи Филиппа. В продолжение минуты оба пристально смотрели друг на друга. Затем Пьер заговорил. Его голос был тих и низок. Казалось, он не говорил, а шептал. Но то, что услышал Филипп, наполнило трепетом его сердце.
— Я скорее убью вас, чем отвечу, мсье, на этот вопрос! — сказал Пьер. — Ни один человек не сделал для Жанны и меня столько, сколько сделали вы. Мы должны вам больше, чем когда-либо сможем отдать, и, тем не менее, если вы будете настаивать на этом вопросе, то сами же сделаете меня вашим» врагом. Если вы произнесете это имя в присутствии Жанны, то раз и навсегда отпугнёте ее от себя.
Не прибавив больше ни слова, он вышел из палатки.
В продолжение некоторого времени Филипп оставался недвижим на том месте, где Пьер оставил его. Ему казалось, что земля стала вдруг уходить у него из-под ног и что он погружается в своего рода хаос самых диких мыслей. Грегсон бросил его в самый критический момент, а между тем еще так недавно он верил в него больше, чем в кого бы то ни было на свете. При других обстоятельствах подобная измена была бы для него страшнейшим ударом, который мог бы оказать влияние на всю жизнь, но теперь она проходила как бы незаметно, потому что больше всего» Филипп сейчас считался со странной переменой, происшедшей с Жанной.
Еще несколько часов назад она была счастлива, весела и все громче напевала по мере приближения к родному дому. Каждый час прибавлял блеска ее глазам и радости ее голосу, — и вдруг такая неожиданная перемена! Конечно, все это случилось по вине Пьера, который, в данном случае являлся орудием в руках загадочного лорда Фитцхьюга Ли. Пьер определенно заявил ему, что он никоим образом не должен упоминать при ней этого английского аристократа, а между тем несколько дней назад он произнес при ней это подлое имя, и она нисколько не реагировала на него, не проявила ни малейших признаков страха или волнения. Мало того: она уверила его, что никогда до сих пор не слышала о лорде, и что в Божьем Форте о нем не имеют ни малейшего представления.
Филипп опустил голову на руки и вцепился пальцами в волосы. Что все это значит? Он вспомнил сцену на скале, когда Пьер вздрогнул, услышав это имя. Он постарался восстановить все события со времени прибытия Грегсона в Черчилл, и в результате у него застучало в висках: напряжение было слишком велико. В настоящую минуту он был уверен лишь в немногом. Во-первых, он любит Жанну — и любит так, как никогда не мог и мечтать. Во-вторых, Жанна не способна обмануть его. Он не сомневался, что она не имела понятия о лорде Фитцхьюге до тех пор, пока бежавший из Черчилла Пьер не привез ей каких-то особых сведений. В-третьих, он понимал, что должен во что бы то ни стало повиноваться Пьеру и надеяться на то, что рано или поздно он узнает всю правду.
Он встал с места и направился было, к выходу, но вдруг новая мысль овладела им; он остановился, и густой румянец внезапно залил его бледные щеки. Он поцеловал Жанну перед лицом смерти. Он поцеловал ее после того еще и еще и в этих поцелуях выявилась вся его любовь! Он был рад, и в то же время от горя у него заныло сердце! Мысль о том, что она знает о его любви, радовала его, но, вместе с тем, он понимал, что это сознание положит известный предел их отношениям.
Он вышел из палатки, и Жанна тотчас же увидела его. Она сидела возле небольшой лиственной палатки, а Пьер, наклонившись над костром, стоял к нему спиной. С минуту Филипп и Жанна пристально и немо смотрели друг на друга, а затем девушка, подняв руку, стала направляться в его сторону. Он видел, что она делает над собой неимоверные усилия для того, чтобы казаться спокойной и естественной, но было что-то в ее лице, что выдавало ее с головой. Рука, которую она протянула ему, явно дрожала. Губы подергивались. Впервые за все время их знакомства она не приняла его открытого взгляда и опустила глаза.
— Пьер, вероятно, рассказал вам все, что случилось! — начала она. — Свершилось чудо, и я обязана вам своей жизнью. За мою страшную беспечность я заслуживаю самого строгого наказания! — Она пыталась улыбнуться и опустила руку. — Я не ударилась о камни так сильно, как вы, но…
— Это было ужасно! — перебил ее Филипп, припомнив слова Пьера и стараясь успокоить девушку. — В общем, вы вынесли это испытание с честью! Я, по правде сказать, очень боялся за последствия, но, слава богу, все прошло! Вы должны сейчас владеть своими нервами, — это самое главное!
Пьер услышал его последние слова, и улыбка скользнула по его темному лицу, когда он взглянул на Филиппа.
— Вы совершенно правы, мсье! — сказал он. — Я не знаю на свете другой женщины, которая могла бы так легко перенести все то, что выпало на долю Жанны. Mon dieu, когда я нашел остатки разбитой лодки, я не сомневался, что вы оба погибли при самых трагических условиях.
Филипп начал понимать, что он слишком переоценил свои силы. Он чувствовал слабость во всем теле. Еще минуту назад его мучил лихорадочный огонь, а теперь ему стало холодно, и он задрожал. Жанна взяла его под руку и осторожно повела назад в палатку.
— Вы не должны переутомляться! — сказала она, тревожно следя за тем, как постепенно бледнеет его лицо. — Старайтесь хранить спокойствие хотя бы до обеда.
Он покорно подчинился давлению ее руки. Пьер последовал за ними в палатку, где Филипп сразу ослабел так, что вынужден был облокотиться на метиса.
— Это — реакция, мсье! — сказал тот. — Вы сильно ослабели после лихорадки. Если бы вы могли уснуть…
— Постараюсь! — пробормотал Филипп, упав на свое ложе. — Но, Пьер…
— Что, мсье?
— Я хочу кое-что сказать вам… не спросить!
— Только не сейчас, мсье!
Филипп услышал, как хлопнула пола палатки, и Пьер исчез. Лежа, Филипп чувствовал себя гораздо лучше. Головокружение и тошнота исчезли, и он вскоре уснул. Это был глубокий, целительный сон, который всегда проходит после лихорадки. Проснувшись, он почувствовал прилив свежих сил и вышел на воздух. Пьер был один. Поверх лиственного ложа было растянуто одеяло, и метис утвердительно кивнул головой в ответ на немой вопрос Филиппа.
Уайтмор слегка закусил, после чего подсел Поближе к Пьеру и сказал ему:
— Вы предупредили меня, что я не должен задавать вопросы, и я повинуюсь вам. Но из этого, однако, не следует, что вы не должны рассказать мне о вещах, отчасти известных мне. Если хотите, я буду рассказывать вам и в первую очередь начну с лорда Фитцхьюга Ли.