Не прибавив больше ни слова, он направился к двери и исчез. Сигнальный огонь по-прежнему озарял небо, четко вырисовывая вершину скалы и посылая тысячи искр по другую сторону озера. Филипп изо всех сил побежал по следу, который вел к подножию скалы, и без конца и без устали повторял последние слова умирающего Пьера:
— Жанна… Моя Жанна… Моя Жанна…
ГЛАВА XXII
Весть о страшной трагедии, разыгравшейся в складе, с быстротой молнии разнеслась по всему лагерю и собрала многочисленную толпу; которая шумела на месте убийства.
Филипп, желая укрыться от посторонних глаз, прошел около самого домика Торпа, пробежал сто ярдов по тому самому следу, вдоль которого немного спустя бежала Жанна, а затем стрелой пустился по тощему лесу, тянувшемуся до самого озера. Ветви хлестали его по лицу, но он не чувствовал боли, не обращал на нее внимания. Он не успел опомниться, как очутился в непроглядной черной тени, отбрасываемой горой.
Это была такая странная ночь! Она принесла ему столько горя и страданий и вместе с тем вселила в него новую жизнь, новую волю к жизни и придала свежие силы.
Ослепительный блеск сигнальных огней озарял все небо и освещал путь. Филипп быстро перебегал от одной скалы к другой, с кошачьей ловкостью взбирался по откосам и, наконец, увидел те источники света, к которым стремился. Он подошел к самой отвесной и короткой стороне скалы и, поднявшись по ней на вершину, должен был на несколько минут присесть для того, чтобы перевести дух и хоть немного отдохнуть.
Огонь был разложен близ высокой мертвой сосны, которая в свою очередь пылала на высоте ста метров от земли. Филипп сразу почувствовал распространяемое ею тепло. Грандиозный факел освещал всю голую вершину скалы, и Филипп стал оглядываться по сторонам, желая как можно скорее найти Жанну.
В первую минуту он никого не заметил и готов был уже окликнуть девушку, как вдруг слова замерли на его устах. Сквозь жар и огненную завесу он разглядел Жанну, которая стояла, прислонившись к скалистому массиву, и глядела попеременно то на юг, то на запад.
Только теперь он окликнул ее по имени. Жанна вздрогнула, вскрикнула, повернулась в его сторону и через мгновение он был уже возле нее. Лицо Жанны было смертельно бледным и вместе с тем горело внутренним огнем. При виде Филиппа она судорожно свела губы, но не произнесла ни слова. Странный звук родился в ее горле, и отблески огня озарили все то отчаяние, что скопилось в ее глазах. Она отступила на несколько шагов. Филипп пытался заговорить, но не мог произнести ни слова. Вдруг он подался вперед и схватил девушку в свои объятия. Он сделал это так быстро, что Жанна никак не могла уклониться и припала лицом к его груди точно так же, как сделала это однажды в Божьем Форте перед портретом своей матери. Она старалась освободиться, а он, заметив ужас в ее глазах, призвал на помощь все силы для того, чтобы говорить совершенно спокойно и не дать излиться страсти, которая бушевала в его сердце.
— Выслушайте меня, Жанна! — сказал он. — Я пришел к вам сюда только потому, что меня послал Пьер. Он рассказал мне все, буквально все. Дорогая моя девочка, вам уже не надо таиться от меня. Повторяю, — я знаю все! Я понимаю вас. Я понимаю, что все время руководило вами, и говорю теперь: я люблю вас, люблю, люблю! Никого на свете я не любил так, как мою дорогую, несравненную Жанну!
Она задрожала, услышав его слова. Он чувствовал ее трепетание, видел ее странный, недоверчивый взгляд и вздрагивающие, немые губы. Страдая за нее, он ближе прежнего прижал ее к своему сердцу, коснулся своим лицом ее лица и ощутил всю сладость и теплоту ее губ, глаз и волос… И снова в его измученное сердце вошла великая радость.
— Пьер передал мне все до мельчайших подробностей! — снова повторил он. — Все! Он рассказал мне потому, что знал о моей любви к вам и еще потому…
Он не мог больше говорить; потому что слова тяжелым комом застряли в его горле. Жанна тотчас же обратила внимание на эту странную паузу, отбросила назад голову, уперлась руками в его грудь и глубоко заглянула в его глаза. Филипп понял, что он не имеет права дольше медлить, так как в своей эгоистической радости и без того потерял много драгоценных минут.
— Жанна! — твердо сказал он. — Пьер рассказал мне всё! Все, начиная с того дня, как он нашел вас крохотной девочкой в снегу и кончая минутой, когда ваш отец снова появился в вашем форте.
Он почувствовал, что она с каждой минутой дрожит все сильнее, и быстро продолжал:
— Дорогая моя, я должен вам сообщить, что сегодня вечером в нашем лагере произошел очень тягостный инцидент. Пьер ранен и очень хотел бы видеть вас. Что же касается Торпа, то он умер!
На один миг Филипп испугался того, что должно было случиться в ближайшую минуту. Жанна замерла. Судороги ее прекратились, и она лежала в его объятиях, как мертвая. И вдруг страшно, душераздирающе закричала, вырвалась из его объятий и, бледная, как полотно, остановилась на расстоянии нескольких шагов от Филиппа.
— Он умер?
— Да, он умер!
— Значит, Пьер убил его?
Филипп протянул вперед руки, но она, казалось, не обращала на это никакого внимания. Она прочла ответ на его лице.
— И Пьер… ранен? — продолжала она спрашивать, не отрывая от него огромных сверкающих глаз.
Прежде чем ответить, он схватил ее за руки, точно надеясь на то, что жаром своей любви сумеет смягчить удар, который должен был нанести.
— Да, Жанна, он ранен! — сказал он тихо. — Мы должны спешить, потому что я боюсь… я боюсь, что мы и без того потеряли много времени.
— Он умирает?
— Да, Жанна, боюсь, что это так!
Он опустил глаза, не в силах выдержать ее пытливый взгляд, вышел с ней из круга света, отбрасываемого огнем, и направился к той стороне скалы, которая спускалась в равнину. Вдруг Жанна остановилась и крепко сжала его пальцы. Она повернулась лицом к угрюмому, черному лесу, лежавшему на юго-западе. На расстоянии одной или двух миль поверх леса внезапно зажегся ответный сигнал, который разодрал непроглядную завесу, скрывавшую весь пейзаж.
Жанна подняла глаза на Филиппа, и он прочел в них горе и радость, любовь и муку.
— Они там! — воскликнула она. — Там Сашиго со своими людьми! Они явились вовремя и сделали все, что обещали!
До того, как они начали спускаться со скалы, Филипп еще раз крепко прижал девушку к своей груди и поцеловал ее. Теперь она уже не сопротивлялась, и Уайтмор познал всю сладость ее губ. Молчаливые в своем горе и близкие друг другу в своей радости, они быстро очутились у подножья горы, так же быстро прошли лес и бегом направились к освещенной хижине, где лежал Пьер.
Мак-Дугал находился в комнате, когда они вошли, но тотчас же поднялся со стула и на цыпочках направился в контору. Филипп подвел Жанну к койке Пьера. Как только Уайтмор наклонился над ним, он открыл глаза.
Он увидел Жанну, и в его угасающем взоре мелькнул чудесный свет. Его губы зашевелились, а руки, находившиеся под одеялом, судорожно задвигались. Жанна опустилась перед ним на колени, прижала дрожащие руки к груди, и неземной свет озарил ее лицо. Затем она опустила обе руки на щеки Пьера и низко склонила голову. Ее волосы переплелись с волосами умирающего. Филипп сдавил себе горло, чтобы не разрыдаться. Страшная тягостная тишина объяла комнату, и, боясь нарушить ее, он не двигался.
Трудно сказать, сколько времени прошло, пока Жанна, наконец, подняла голову. Она сделала это очень осторожно, тихо, словно боялась разбудить уснувшее дитя. Она повернулась к Филиппу, который тотчас же прочел в ее глазах всю правду. Ее голос был ровен и спокоен, полон ласки и нежности, когда она произнесла:
— Оставьте нас, Филипп! Пьер умер!
Женщины часто говорят так в момент величайшего горя…
ГЛАВА XXIII
На один момент Филипп склонил голову, а затем повернулся и, не проронив ни слова, бесшумно вышел из комнаты. Закрывая за собой дверь, он оглянулся и увидел, что Жанна стоит на коленях у койки человека, который только что расстался с миром. Какое-то видение на один миг мелькнуло в мозгу Филиппа, и он вспомнил про другой час, про другой год, когда Пьер стоял на коленях перед ней, отрывая ее от груди погибшей матери… Это было очень давно, с тех пор прошло много-много лет, но Жанна отдала свой долг: она стояла на коленях перед тем, кто любил ее всей душой и, не получив ответа, ушел из жизни.