Так продолжалось дольше чем до полудня, пожалуй даже, до обеда. И уже начало надоедать — после обычной по расписанию раздачи пищи, некоторые из нас стали спускаться в трюм, ворча, разбудите нас, если произойдет что-то интересное. Прошло еще с четверть часа, и вдруг стрельба резко усилилась, пушки гремели где-то совсем близко, и вдруг в воде ярдах в ста от нашего борта встал высокий водяной столб. И на соседних судах, особенно тех, что шли слева, началась какая-то возня… да они пушки на палубу вытаскивают и пытаются закрепить! А на "Серебряном береге" лихорадочно разламывают ящики с танками, и "шерманы" крутят башни, разворачивая куда-то на противоположный борт. Что происходит, черт побери?
И тут из палубы "Уильяма Пенни", бывшего слева и впереди нас, вырвалось пламя, вверх полетели обломки, и фигурки людей — прямое попадание снаряда калибром не меньше чем шесть дюймов! "Пенни" вильнул вправо и выкатился из колонны, прямо наперерез нашему "Меллстоку", казалось, мы столкнемся — но он быстро замедлил ход, и мы прошли от него буквально в сотне ярдов, там огонь вырывался из-под палубы, рубка и мостик тоже горели, бензин в бочках что ли у них там был? И люди прыгали за борт, но ни мы, ни кто-то другой не останавливались, не спускали шлюпок, чтобы их подобрать. В куче и овцам безопаснее, когда волки рядом — и отстать от общего строя значило, и не спасти других, и погибнуть самим.
А затем и у нашего борта встал столб разрыва, и еще один. К счастью, не попали. Прибежал наш капитан, вместе с каким-то флотским, и стал кричать, расчехляйте, крепите к палубе пушки, хоть как-то ответим, или нас расстреляют, как приговоренного у стенки. И мы забегали как оглашенные, вместе с матросами парохода, они указывали нам, к чему крепить, чтобы не поломало, выдержало отдачу. Палуба ведь не земля, сошник не зароется, пушка после каждого выстрела ярдов на десять будет назад прыгать, и за борт свалится, да еще и расчет покалечит. И как крепить, если наши пушки, стандартные 25-фунтовки, не с раздвижными станинами а с цельным хвостом, на суше их колесами на круглый поддон ставят и вертят куда надо, а тут даже если зацепим тросами, как моряки указали, так ведь четыре градуса влево-вправо, весь сектор обстрела, если цель чуть в стороне, все отвязывать и по-новому зацеплять — если цель за это время еще в сторону не уплывет! Но хоть какая-то работа. Тут появился майор, звали его смешно, Велл Эндъю, и стал орать уже на нас и капитана — вы что, убить нас всех хотите? Никуда вы не попадете, только разозлите гуннов, тогда нас всех точно в воде расстреляют, как тех, на "Куин Элизабет"! А так нас топить не будут, им выгоднее военный груз захватить, чем отправить на дно. Короче, я приказываю все вернуть на место! Убрать оружие, держаться подчеркнуто мирно, и быть готовыми спустить флат и поднять белый! К экипажу судна это тоже относится!
А чуть в стороне стояли наш полковник, вместе с капитаном парохода. И молчали, что могло быть истолковано лишь как согласие. Захотели остаться чистенькими, не замарав свою честь, хотя бы внешне? Насколько я знаю, полковник Кокс, по возвращении из плена, никакому наказанию подвергнут не был, дослужился до бригадного генерала, вышел в отставку в пятьдесят пятом. Ну а майор Эндью… про эту сволочь расскажу дальше.
Ну в общем, сдались мы. До того смотрели, как в нескольких сотнях ярдов потонул "Серебряный берег". И пришли к выводу, что майор Эндью не так уж и неправ — шансов у нас не было, ну не могут наши пушечки тягаться с тяжелыми морскими орудиями, какие стоят даже на эсминцах, при том что и артиллеристы у противника натренированы именно на морские цели. Там танки успели выстрелить едва по одному разу, как "Серебряный берег" начали рвать снарядами на куски, и там уже все горело и рушилось, а затем пароход стал быстро погружаться и опрокидываться, а с палубы еще раздавались последние выстрелы, когда вода уже захлестывала там все. А мы молились за упокой их душ, но не решились подойти, потому что обозленные итальянцы продолжали стрелять, и снаряды часто ложились вокруг, больше с недолетом или перелетом, это счастье что мы были не ближе и дальше, а в стороне. Все ж римляне соблюдали законы войны, не тронув тех, кто не оказывал сопротивление. К нам на борт поднялась их абордажная партия, взвод во главе с лейтенантиком. Приняли капитуляцию от наших офицеров, а нас загнали снова в трюмы, закрыли крышки, и сказали, что в случае бунта эсминцы нас потопят и после спасать будут лишь своих. И мы поползли к их порту, еще трое суток в жаре, духоте, почти без пищи и воды, раз в день нам что-то спускали сверху, ну а туалетом были ведра в углу!