– А как же Арсюха, быть с тем, что тут написано?.. Вот: «Государственная эмиссионная касса разменивает кредитные билеты на фунты стерлингов без ограничения суммы по курсу»… Сорок рублей равны одному фунту стерлингов. И подпись стоит: «Управляющий отделом финансов Куракин». Говорят – князь. Как быть с князем?
Арсюха вытаскивал изо рта кредитку вместе с рыбной костью, разворачивал ее и, мучительно морща лоб, шевелил губами.
– Верно… Написано…
– Так как же быть с князем?
– А вот так! – ожесточенно восклицал Арсюха и демонстративно комкал десятку в кулаке.
Рука у него, несмотря на солидную комплекцию и живот, который плотно обтягивала форменка, была изящной, узкой, изнеженной, как у потомственного дворянина.
– Это же – деньги! – Андрюха невольно переходил на шепот. – На них можно купить хлеба…
– И с тем же успехом сходить в гальюн, подтереть себе репу, бумага плотная, мягкая, такая не прорвется, пальцы не испачкаются… Приберем для гальюна. – Арсюха прятал червонец в карман.
– Отдай его лучше мне, – просил Андрюха.
– Зачем?
– Водки куплю.
– Не дам. Если я отдам тебе эти деньги, то на меня обидится задница. А свою задницу я люблю не меньше, чем кухарку из дома господ Миллеров. – Арсюха косился на берег, на сочную зелень деревьев, украшавших набережную.
Человеком Арсюха был прижимистым, не то что матрос первой статьи Андрюха по фамилии Котлов.
У Андрюхи характер был совсем иной. Если бы Арсюха попросил у него деньги, Андрюха никогда не стал бы жаться; отдал бы последнее – а вдруг жалкие бумажки эти продлят человеку жизнь либо спасут заблудшую душу? И никаких процентов не стал бы брать.
У Арсюхи таких промахов не бывало – Арсюха никогда никому не давал и рубля, не заручившись возвратом денег и не уговорившись о процентах, которые этот рубль должен притащить в его карман у себя на хвосте.
Потому и живут они по-разному, Баринов и Котлов, и одеты по-разному: Арсюха – во все английское, обут в ботинки из толстой оранжевой кожи, форменка сшита у него из плотной синей ткани, которую ни солнце не берет, ни вода, штаны-клеши на Арсюхе такие, что одним проходом по улице он, будто примерный дворник, всю Соломбалу очищает от мусора и окурков, не говоря уже о центральных проспектах – даже юбки у баб, кажется, не бывают такой ширины; у Андрюхи же Котлова все худое. Штаны с форменкой он даже не помышляет себе сшить, довольствуется тем, что дают на корабле, обувь носит корабельную. А что на корабле, кроме дыр да заплат, могут дать? Только дыры и заплаты.
– Я материи жалеть на себя не намерен, – говорил Арсюха и топал по земле короткими, плотно сбитыми ногами-тумбами. – Если мне понадобится израсходовать на клеши двадцать метров, я не задумываясь тут же куплю их… Понятно?
Андрюха такие разговоры не поддерживал – знал, что окажется в проигрыше. Себе будет дороже…
Причал, у которого стояла миноноска, был деревянным, в щелях хлюпала вода, около свай плавала дохлая треска, изрубленная винтами – не успела самодовольная рыба увернуться, вот ее и приволокло сюда; чуть в сторонке сидел дымчатый усатый кот и завороженно смотрел на рыбу – был голоден.
Пахло морем, гнилыми водорослями, солью, мокрым деревом, еще чем-то непонятным и острым, из камбуза доносился запах еды – кок Митька Платонов готовил на обед борщ, настоящий флотский борщ, в котором черпак стоит, как солдат на часах – по стойке «смирно», – стоит и не заваливается.
Из щели в причале наружу выбралась большая рыжая крыса с одуванчиково-светлыми, странно светящимися усами, будто она работала в местном театре художником и пустила краску не по назначению; крыса озабоченно покрутила головой, задержала презрительный взгляд на неподвижном коте, фыркнула по-собачьи, затем, окинув опытным взглядом миноноску, неторопливо полезла на канат.
Двигалась она ловко, уверенно – видать, немало покаталась на кораблях, заходивших в архангельский порт. Арсюха довольно потер руки.
– Давай, давай, усатая, носатая, зубастая, злобная, спеши, спеши сюда, родимая. – Хоть и сонные глаза были у Арсюхи, но очень цепкие – он видел все. Одновременно мог следить за несколькими объектами, причем друг от друга далекими, такими, что сразу не разглядишь – чтобы разглядеть их, надо не менее четырех раз обернуться вокруг себя.
Крыса, словно бы услышав приглашение человека и уловив в его голосе доброжелательные нотки, двинулась по носовому канату быстрее.