– Отнынѣ, отнынѣ лишь Критъ воспрянетъ!
– Отнынѣ, отнынѣ величіе Крита – во прахѣ, сгибъ Критъ, пала родина наша, – скорбно и тихо, межъ собою говорили плѣненныя жрицы. – Позоръ небывалый! Если ранѣе мы осуществляли попеченье надъ малымъ стадомъ, то нынче стадо то надъ нами дѣетъ! Позоръ! Мы теперь не можемъ ни жить, ни умереть, ибо мы безоружны.
Одинъ изъ толпы, мужъ невысокаго роста, согбенный, услышалъ сказанное жрицами и, полнясь ненавистью, выражавшейся пристальнымъ, сощуреннымъ взглядомъ, извергающимъ презрѣніе, сказалъ:
– Ну-тка, дайте, говорю, имъ мечъ въ руки ихъ: поглядимъ, говорю, способны ль онѣ на убійство альбо на самоубійство.
Вручивъ имъ мечъ, глядѣли. Бывшія жрицы, хотя и взяли оружіе въ руки, не рѣшались ни на что; простоявъ не болѣе десятой доли часа, онѣ не сговариваясь бросили мечи къ ногамъ своимъ; иныя возрыдали.
Мужъ невысокаго роста, тотъ, что приказалъ дать имъ мечи, торжествуя, молвилъ:
– Ваша трусость не вѣдаетъ предѣловъ. Вы, коли исторгли бы себѣ души, можетъ, и были бы достойны нами править; но вы – люди души столь мелкой, что… – и слова его заглушили радостныя вопли толпы.