— Я не хочу говорить об этом…
Я настолько привыкла хранить свою тайну, стала настолько другим человеком, что хотела побыстрее забыть кто такая Мария Вишневская. Поэтому я попыталась вырваться, но куда там.
Шин только сильнее схватил меня за талию, и словно приказал:
— Говори, Мария! Иначе мы остановимся на этом. Ты должна быть откровенна со мной всегда. Мне надоело корчить из себя мальчишку и прикидываться идиотом, чтобы ты сама мне всё рассказала.
Каждое его слово было подкреплено движением теплых ладоней по гладкому шелку моего халата, и я поняла в чем прелесть этой вещи. Каждое прикосновение распаляло желание ещё сильнее, а ткань только больше дразнила лаской кожу, удваивая эффект и даря томное удовольствие.
— Я сбежала из дому и отказалась от своей прошлой жизни, потому что не хотела выходить замуж за Заремского. Поэтому он ищет меня, а в храм приехал скорее всего из-за браслета. Он мог заставить моего брата рассказать, куда я могла податься. А браслет он видел на мне не единожды, — я подняла свои руки и провела ими вверх по груди Шина, пытаясь успокоиться.
Каждое слово, сказанное ему, словно сдавливало горло. Но Шин молчал. Продолжал ласково гладить мою спину и слушать.
— Заремский деловой партнер моего отца и очень близкий друг. Они почти ровесники, и папа решил, что лучшей партии для богатой наследницы не найти, — продолжая рассказ, даже не заметила, как в моих глазах встали слезы, и я запнулась.
Но Шин тут же прихватил мой подбородок и мягко поцеловал, следом погладив пальцем кожу губ.
Плавно провёл по ней и сказал:
— Он не трогал тебя?
— Нет, — я покачала головой, и опустила глаза, — Но сама мысль, что я… Что мне…
— Тихо! Чушим!*(Спокойно!) — мы прижались сильнее друг к другу, а я уже и не знала, можно ли стать ещё ближе.
— Потом… — сделала глубокий вдох и со слезами в голосе продолжила, — Мне помог брат и отец его лучшего друга. Петя попросил о помощи, и Одинцов согласился. Они с папой конкуренты, поэтому мужчина сделал мне поддельные документы и отправил за границу, зная как это ударит по бизнесу папы.
— Ты виделась или связывалась хоть с кем-то из своей семьи? — резко спросил Шин, а я покачала головой.
— Нет.
— Браслет? Как он попал к тебе? — объятия Шина стали жёстче и я поняла, что именно это его и волновало с самого начала.
Медленно поднимаю глаза от складок на его халате, и тону во взгляде полном боли.
— Я видела её, — шепчу и вспоминаю испуганную женщину, которая в слезах сбегала по ступеням вниз.
Сейчас я хорошо видела её. Так словно это было вчера. На ней красивое легкое платье, а волосы убраны в аккуратный пучок. Она оборачивается и со страхом смотрит на своды храма.
Очень нежное, почти кукольное лицо, только теперь напомнило мне черты самого Шина.
— В тот день, четыре года назад, мы с семьей приехали в Непал, как туристы и попали в самый закрытый храм. Мама очень хотела посмотреть на горные колокола. Мы пробыли там целый день, и уже вечером, когда покидали его, женщина обронила браслет, а я подняла, когда чуть не упала, поскользнувшись на нём.
Все время пока я говорила на лице Шина была словно каменная маска. Это испугало меня, но спустя несколько мгновений, он будто кивнул каким-то своим мыслям, и снова посмотрел в мои глаза.
— Я поклялся, что если найду браслет матери, то убью того, у кого он окажется. Но теперь вижу, что к смерти омма он не имеет никакого отношения, и его забрал не убийца.
Я сжалась и всхлипнула, втянув с шумом воздух. Шин не врал, в его глазах я видела, что это чистая правда. Вот почему бабушка Шала просила меня прятать браслет. Она знала о том, что произошло с женщиной и скорее всего была с ней хорошо знакома.
— Что… с ними случилось? — я и не думала, что могу говорить таким голосом.
С меня словно дух вышел, а слезы в его глазах не то что ввели в ступор, они заставили меня замереть, а сердце словно остановиться.
— Отца убили в тот же день, когда мать сбежала из храма, так и не забрав меня с собой. Ей не отдали сына, а отца она так и не нашла. Позже… Я покинул "Кагё-рю" сам. И когда нашел омони здесь, в Англии…
Он прикрыл глаза и попытался успокоиться. Я видела, буквально чувствовала, насколько ему больно. Поэтому руки сами потянулись к его лицу и застыли в сантиметре, в боязни прикоснуться.
— Её убили… — прошептал Шин, и я наконец дотронулась и погладила его.
— Тебе больно? Это… настолько больно?
Мой вопрос был закономерен. В моей голове не укладывалось, как это вырасти в глуши гор, а потом увидеть смерть родителей. Я не могла этого знать. Всё ужасное что произошло со мной — это навязанная свадьба.